После обеда меня в тот день ожидало еще два урока и два окна. У нас было девять уроков по пятьдесят минут ежедневно и, следовательно, по три часа на самоподготовку почти у каждого (за исключением Полковника, который ходил еще и на какую?то продвинутую математику, поскольку считался Супер?Мега?Гением). Вместе с ним мы оказались и на биологии, где я указал ему на третьего пацана, который сматывал меня клейкой лентой. В верхнем углу тетради Полковник написал: «Чейз Лонгвелл. Выходник из старших классов. Дружит с Сарой. Странноватый». Через минуту я вспомнил, кто такая Сара: девчонка Полковника.
В свободное время я уходил в свою комнату и пытался почитать учебник по религиоведению. Выяснил, что миф — это не то же самое, что слухи, это народное сказание, отражающее образ жизни, взгляды на мир и верования определенного народа. Интересно. А еще я понял, что после случившегося прошлой ночью я слишком устал и мне не до мифов и всякого остального, так что я заснул на своей полке — и проснулся от пения Аляски: «ПРОСЫПАААЙСЯ, ТОЛСТЯЧОООК!» — она орала прямо в мое левое ухо. Я прижал учебник к груди, словно эта книжонка в мягкой обложке могла меня хоть от чего?то защитить.
— Это было просто ужасно, — объявил я. — Что мне следует сделать, чтобы это никогда больше не повторилось?
— Ничего не поделаешь! — возбужденно прощебетала она. — Я непредсказуема. Боже, тебе что, доктор Хайд не противен? Нет? Ведет себя так, будто он лучше нас.
Я сел и ответил:
— А по?моему, он гений. — Отчасти я сказал это потому, что действительно так думал, а отчасти потому, что мне просто хотелось ей возразить.
Аляска села на мою кровать:
— Ты всегда в одежде спишь?
— Угу.
— Забавно, — сказала она. — Вчера на тебе почти ничего не было.
Аляска села на мою кровать:
— Ты всегда в одежде спишь?
— Угу.
— Забавно, — сказала она. — Вчера на тебе почти ничего не было.
Я злобно посмотрел на нее.
— Да ладно, Толстячок. Я просто прикалываюсь. Тут неженкой не проживешь. Я же не знала, насколько все страшно — и я виновата, и они об этом пожалеют, — но мягкотелым тут быть просто нельзя. — И она ушла. Больше ей сказать было нечего.
Она, конечно, симпатичная, думал я, но нельзя западать на девчонку, которая относится к тебе как к десятилетнему. Мама у тебя уже есть.
за сто двадцать два дня
КОГДА ЗАКОНЧИЛСЯ ПОСЛЕДНИЙ УРОК первой недели моего пребывания в Калвер?Крике, я вернулся в комнату № 43 и увидел нечто совершенно неожиданное: миниатюрный Полковник с голым торсом склонился над доской для глажки, накинувшись на розовую рубашку. Он работал с таким энтузиазмом, что по его лицу и груди тек пот. Энергично водя утюгом из стороны в сторону, Полковник дышал почти так же тяжело, как и доктор Хайд.
— У меня свидание, — объяснил он. — Ситуация чрезвычайная. — Он попытался перевести дыхание. — Ты… — вдох, — гладить умеешь?
Я подошел к розовой рубахе. Морщин на ней было, как на лице у старушки, которая в молодости очень любила загорать. Ох, если бы Полковник не комкал всю одежду и не распихивал ее по ящикам как попало…
— По?моему, просто включаешь и давишь на рубашку, нет? — сказал я. — Я не в курсе. Я даже не знал, что у нас есть утюг.
— У нас нет. Это Такуми. Но он тоже им пользоваться не умеет. А когда я Аляску спросил, она завопила: «Нет, на меня свою парадигму патриархата не распространяй!» О боже, мне надо покурить. Но я не могу допустить, чтобы от меня воняло во время встречи с Сариными родителями. Ладно, к лешему. Пойдем в душ, пустим воду и там покурим. От душа будет пар. А пар разгладит складки, так?.. Кстати, — продолжал он, когда я входил вслед за ним в душевую, — если днем захочется покурить в комнате, достаточно просто включить душ. И дым вместе с паром уйдет в воздуховод.
С научной точки зрения это казалось бредом, но на практике вроде бы сработало. Напор в душе был слабый, а головка располагалась так низко, что мыться под ним толком не получалось, но дымовая завеса из него выходила отличная.
А вот утюг, к сожалению, плохой. Полковник предпринял еще одну попытку погладить рубашку (Попробую давить посильнее, посмотрю, что получится) и в итоге надел мятую. К рубашке он подобрал синий галстук, украшенный горизонтальными рядами крохотных розовых фламинго.
— Единственное, чему меня научил мой паршивый отец, — сообщил Полковник, пока его пальцы проворно затягивали идеальный узел, — это завязывать галстук. И это довольно?таки странно, потому что отца я себе в галстуке не представляю.
И тут в дверь постучала Сара. До этого я видел ее раз?другой, но Полковник нас друг с другом не познакомил. В тот вечер ему такой возможности тоже не представилось.
— О господи. Ты что, рубашку погладить не мог? — спросила она, несмотря на то что Полковник стоял прямо у гладильной доски. — Мы же встречаемся с моими родителями. — В легком голубом платье Сара выглядела ужасно хорошенькой. Она забрала свои светлые волосы в «ракушку», оставив две пряди по бокам, и была похожа на кинозвезду — стервозную.
— Слушай, я сделал все что мог. Не у всех есть служанки для глажки.
— Чип, чем больше ты пытаешься меня опустить, тем ниже сам становишься.