— Кстати будешь, — степенно пробасил Лапин. — Михалыч у меня нынче. Гозенфус!
Гозенфус, поинтересовался Калашников у Сети. Данила Михайлович, отозвалась Сеть, демонстрируя объемный портрет невысокого человека с длинным бледным лицом. Элфот Новосибирского Института Сравнительного Религиоведения, наиболее популярная работа — «За пределами веры. Математические религиозные системы».
Уж не моих ли верных роботов он в ней анализировал, подумал Калашников. А впрочем, сейчас узнаем! Может быть, пустотных шейхов я пока и не поймал, зато на телепорт уже точно заработал.
Мгновением спустя Калашников вышел из туманного прямоугольника и, поскрипывая свежей кирпичной крошкой, двинулся по тропинке к лапинскому дому. Еще метров за двадцать он услышал голоса споривших, а подойдя к веранде, убедился, что посиделки у Лапина на этот раз выдались весьма экспансивные.
Еще метров за двадцать он услышал голоса споривших, а подойдя к веранде, убедился, что посиделки у Лапина на этот раз выдались весьма экспансивные.
— Звездный Пророк! — почти кричал похожий на индуса чернобородый мужчина. — Какое свинство! Какая вопиющая безответственность! Разрушить духовную жизнь без малого миллиона разумных существ — и чего ради? Ради звучной подписи к своим электронным письмам?!
Калашников поднялся по скрипучим ступенькам и подошел к ломящемуся от разносолов столу.
— Артем Калашников, — представился он. — Добрый вечер, Семен Петрович. Здравствуйте, Данила Михайлович. Здравствуйте… — Калашников посмотрел на бородача и сделал многозначительную паузу.
— Руфат Бахав, — отрубил бородач. — Вы что же, тот самый Калашников?
Калашников молча поклонился.
— Ну и какого черта? — воскликнул Бахав. — Зачем вы стали Звездным Пророком?!
Вас не спросил, хотел ответить Калашников. Но не смог.
На этот раз даймон сделал именно то, что от него требовалось. Калашников ощутил зверский аппетит и вместо грубого ответа аппетитно причмокнул губами. Ругань Бахава ничего не значила по сравнению с рассыпчатой вареной картошкой, сдобренной топленым маслом, нежной даже с виду селедочкой, пупырчатыми малосольными огурчиками и традиционными для водочного стола груздями в сметане.
Калашников уселся на свободное место, принял из рук сразу понравившегося ему Гозенфуса рюмку водки, хрустнул огурчиком и прищурил левый глаз.
— А вы сами как думаете? — спросил он, повернувшись к Руфату Бахаву.
— Никак не думаю, — отрезал Бахав. — Глупость вы сделали, Калашников, и притом глупость необратимую!
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Калашников. — Почему — глупость?!
— Объясни ему, Даня, — махнул рукой Бахав. — Я уж лучше помолчу!
Калашников повернулся к Гозенфусу.
— Как вы, наверное, знаете, — робко улыбнулся тот, — я в некотором роде специализируюсь на логически непротиворечивых религиозных системах. Если не вдаваться в подробности, то основным недостатком любой религии является неизменность принятой на веру модели мира. А поскольку мир наш постоянно меняется, каждая религия рано или поздно вступает с ним во все более серьезные противоречия и, пройдя болезненный период реформации, лишается своего творческого начала. Однако с математической точки зрения существует возможность построения такой религиозной системы, в которой модель мира является функцией от некоторого множества еще не произошедших событий. Такая модель мира, с одной стороны, может быть весьма жесткой — например, однозначно предсказывать второе пришествие мессии, — а с другой стороны, чрезвычайно гибкой — раз мессия до сих пор не пришел, значит, адепты веры неправильно практикуют его заветы! Долгое время подобные религиозные системы оставались предметом математического моделирования, пока в девятом году на планете УРТ не появилась Технотронная Церковь. Как вы наверняка знаете, в основу модели мира данной религии положен постулат о возрождении Звездного Пророка, которое надлежит приближать путем очистки помыслов и действий от всяческой скверны. В течение без малого полувека Техноцерковь успешно вербовала себе все новых и новых сторонников, чему немало способствовала простота и прямолинейность ее идеологии: истинный адепт Церкви всегда и во всем стремится исключительно к возрождению Пророка. А средство для этого одно: сделать окружающий мир столь прекрасным, чтобы Пророк захотел возродиться.
Прекрасная Галактика, подумал Калашников.
Безымянный основатель Технотронной Церкви предвосхитил мои же идеи. Или украл их у моей бета-версии?
— Таким образом, — Гозенфус постучал по столу, призывая к вниманию, — возрождение Звездного Пророка являлось в рамках Технотронной Церкви тем самым условным событием, которое позволяло религии сохранять гибкость. Но лишь при том непременном условии, что Звездный Пророк так и не возродится! На случай, если такое чудо все же произойдет, в технотронной религии содержится единственное положение: слушаться Пророка, который укажет дальнейший путь. Назвавшись Звездным Пророком, вы, Артем Сергеевич, погубили целую религию. Ведь возрождение Пророка означает, что мир наш стал совершенным, и дело Технотронной Церкви успешно завершено.