Дом у него был деревянный, копия настоящего. Его я нашел на свалке, и когда-то он определенно принадлежал богатому ребенку. Домик высотой в полметра был в самый раз для Руфио, он стоял на полу в самом грязном углу комнаты. Крыс не позволял убирать там, считая это покушением на частное владение.
В свое владение он и заполз, но про пакет с печеньем забыл.
Я взял добычу крыса с кровати и увидел, что Руфио успел схомячить (скрысить?) одну треть. Печенье пахло ванилью, и в нем проглядывали кусочки изюма.
— Где спер? — спросил я.
— Нигде, — отозвался крыс из своей резиденции.
Долго он дуться не будет, просто не умеет.
Долго он дуться не будет, просто не умеет. Его натура не может позволить себе роскошь стоять в стороне от бурных событий нашего века. Любопытство Руфио не знает границ, и в этом оно равняется его самомнению. Каждая крыса считает себя центром вселенной, но Руфио — особый случай. Спроси его, так он ответит, что, может, кто-то и центр, но он сам гораздо центральнее других.
Насчет того, чтобы стырить где-нибудь что-нибудь, Руфио мастак. Его рейды по соседским домам уже стали легендами. Крыс обожает рассказывать мне истории о своих похождениях, драках с кошками, мышами и злобными хорьками (обычно одному он дает в нос, а остальные убегают, поджав хвост). Больше половины всего Руфио сочиняет, но то, что он всегда возвращается без царапинки, о чем-то говорит. Это больше, чем крысиная природная сметка, вероятно, здесь не обошлось без привычек из прошлой воровской жизни.
Из пакета с печеньем помимо водопада крошек выпала бумажка. Точнее, записка. Я поймал ее на лету и
прочел: «Не застала тебя. Загляни ко мне на огонек. Испекла печенюшки, так что угостись. Уна»,
Крыс высунул нос из окошка первого этажа своего ломика.
— Прежде чем обвинять, разберись! — сообщил хвостатый. — Эх, молодо-зелено! Доколе я буду терпеть тычки и оплеухи безжалостной, несправедливой судьбы?!
— До тех пор, пока не будешь вести себя подобающим образом! — отозвался я.
Пришло время разоблачиться. Одежда у меня специальная, как раз для взломщиков. Не отражающая свет, облегающая, нигде не жмет, дает полную свободу движений для акробатики, ползания, лазанья и прочего.
Голова скрывается под капюшончиком, лицо — под матерчатой полумаской. Еще в моей спецовке куча потайных карманов для всяких приспособлений. Карманы произрастают везде, по одному есть даже с внешней стороны высоких ботинок.
Руфио спросил:
— Кто оттяпал от твоей куртки кусок? Злобный хозяин ожерелья?
— Это сейф. Я захлопнул его, не заметив, что край защемило, а когда драпал, рванул так, что кусок оторвался.
Я поднял куртку к свету и причмокнул. Скверное дело. Теперь придется чинить, тратить время и деньги. С другой стороны, есть Уна. У нее золотые руки, поэтому сами боги велели ей помочь брату решить проблему. Правда, Уна заявила, что не будет участвовать в моей незаконной деятельности (она настаивает, чтобы я стал честным спригганом — ха-ха!), но у меня найдется чем на нее надавить.
Посмотрев на портрет в рамочке, висящий над кроватью, я подождал, не посоветует ли мне чего-нибудь самый первый и самый великий взломщик в истории.
Нет, не подсказал. Бильбо Торбинс все так же улыбался, и румянец с прежней силой сверкал на его щеках. Вероятно, это означало: выпутывайся из проблемы сам. Как всегда.
Ладно. Выпутаемся. Я бросил куртку, она полетела и повисла на крючке.
Крыс устроился в игрушечном плетеном креслице на крыльце своего домика. Скрестив задние лапы и положив передние на живот, он наблюдал за мной.
Ни дать ни взять житель обеспеченного пригорода Кавароны, отдыхающий вечерком от трудов праведных.
— Уна ничего не передавала? Я облачился в домашнее.
— Ничего. Фыркнула на то, что в доме полный разгром, и удалилась. А между прочим, разгром и есть. Погляди, что творится на кухне. Нет, ты погляди! А в комнатах на первом этаже? Жуть. Даже на мой крысиный взгляд, хотя многие и считают нас порядочными свиньями.
— Ты мог бы помочь, — сказал я.
— Помочь? О! Такого я от тебя не ожидал! Глядя на крыса, я отправил в рот одно печенье и
захрустел им.
У Руфио отвалилась челюсть, он сглотнул, не в силах поверить в такое нахальство с моей стороны.
— Ты видишь мои слабые бедные лапки? Видишь? Бессердечный тип! Что я могу этими лапками? Ворочать твои чугунные сковородки, что ли? Мыть полы, таская ведро, которое в сравнении со мной размером с дом?!
— Ну сковородки и ведра, положим, это чересчур, — отозвался я, мысленно хваля Уну. Печь всякие вкусности она умела. — Но ты мог бы прибраться в в моем углу. И в своем доме. Нет?
Оскорбленная крыса напоминает министра, выгнанного с должности за взятки. Считает, что с ней несправедливо поступили и надо было добавить еще денег, а не отбирать честно наворованное.
— Я в поте лица охраняю дом в твое отсутствие, а ты заставляешь меня идти на каторгу?
— Что с тобой сегодня, хвостатый? Ты все принимаешь в штыки!
— Не все, — ответил Руфио, — только вопиющую несправедливость!
— Так ты не будешь убираться? — спросил я.
— Нет. Когда ты говоришь таким тоном, не буду!..
— Но ты обязан выполнять свою часть работы.