— А если ты постараешься? — спросил барон.
— Не знаю.
— Подумай на эту тему. Нам потребуется много всяких уловок, чтобы добраться до золота.
Никто в этом не сомневался. Мне лишь не нравилась перспектива, при которой на меня возложат основную, и самую тяжелую, часть работы. Словно
добыть эту проклятую карту вообще нечего делать. Мы с Шиолой, между прочим, неслабо рискуем.
Я не заметил, как расправился со своей порцией, и рыгнул, ничуть не щадя благородных чувств собравшихся. Шиола рыгнула эхом и захихикала. Мы такие, спригганы. Шутники и провокаторы.
Чтобы подумать о том о сем, Виртольд валандался у окна, занимаясь любимым делом — крутил свои кавалерийские усы.
Я вылез из-за стола и сказал, что мне надо облегчиться. Барон не отреагировал, тогда я спросил дорогу у чародея. Гастон зарычал. Из его рычания стало ясно, что идти надо в северо-восточном направлении.
В общем, я пошел, углубляясь в таинственные лабиринты замка Найклер.
36
Насчет естественных надобностей я не соврал, просто заодно хотел проверить, где Руфио и чем он занят. Вопрос только в том, как это сделать. Я не могу потратить на поиски крыса несколько часов, не могу ходить и орать повсюду, словно фамильный призрак: «О, где же ты, брат?» Не могу. Оставалось надеяться на сприг-ганскую удачу. В таком деле она помощник, конечно, скверный, но другого не предвиделось.
Я двигался бесшумно и время от времени звал Руфио — шепотом, разумеется. Если он поблизости, авось и услышит.
Нет, никаких намеков на хвостатого лазутчика.
Дважды я заблудился в темных безлюдных коридорах, потом вспомнил, что чародей говорил про лестницу. Пришлось вернуться туда, где донжон соеди-
нялся с еще одним строением. Копаясь в памяти в поисках подробностей, я остановился и услышал, что кто-то идет за мной следом. Вот так новость! Причем этот «кто-то» явно не имел опыта по части скрытого наблюдения.
Крыса я звать, конечно, прекратил. Требовалось срочно куда-нибудь спрятаться, но поблизости не было ни одной удобной для этой цели ниши.
Поэтому я продолжил путь к туалету и вскоре нашел его, как раз на северо-востоке от лаборатории чародея. К тому времени мой преследователь куда-то исчез. Коридоры замка были пустынными и зловещими. Моя спина немедленно покрылась мурашками, это уж в обязательном порядке.
Стоило подумать, что преследователь — если, конечно, это не просто слуга, шествующий куда-то по своим невинным делам, — притаился в засаде, но я не подумал. Набив свое брюхо хорошей едой, я потерял большую часть соображения и реакции. Логично, что все кончилось тем, чем кончилось. Вместо того чтобы держать ушки на макушке, Локи считал ворон.
Он выскочил из ниши в стене. Вот же! Мне не повезло найти такую, а ему удалось. С другой стороны, я же не знаю всех здешних секретов.
— Попалсй, гаденыш! Теперь попался!
Ближайший источник света располагался от нас на расстоянии трех метров. Хотя и не во всех подробностях, но я видел пучеглазую и покрасневшую морду моего старого знакомого.
Я попался. Барон Заморис держал меня своей рукой за горло, и, надо сказать, рука эта была твердой. Он приложил усилия к тому, чтобы я приподнялся на цыпочки, снижая мои шансы вырваться.
От Замориса пахло вином, он надулся им так, что считал возможным наплевать, что я работаю на благо его распрекрасной фронды.
И как это я не почувствовал перегара в коридоре? Неужто старею? Быть не может!
Я улыбнулся ему, как старому приятелю, вкладывая в свою гримасу максимум дружелюбия. Больше гуда просто не влезло бы. Никакой реакции, Заморис все так же скалится и таращит зенки.
Словно все повторяется. Вчера ночью мы встречались примерно в таких же обстоятельствах.
— Теперь-то я с тобой разберусь, — сказал барон. — Будь уверен, я не прощаю нанесенных обид. Я мог бы вызвать тебя на дуэль, но это слишком много чести для тебя, вонючий эльф!
Он сжимал пальцы, пытаясь перекрыть мне доступ воздуха. Я его недооценивал. Заморис не только мог носиться со скоростью, которая не вязалась с его комплекцией, но и обладал большой силой.
— Я совсем не понимаю, о чем вы говорите, господин барон, — просипел я.
Он сжал пальцы. Клянусь, на моей шее останутся синяки, и в заключении о смерти, если его кто-нибудь когда-нибудь напишет, будет значиться асфиксия.
Но, кажется, Заморису было на это начхать.
— Как это ты не понимаешь? Слюнявый пес! Понимаешь!
— Блууу… уммуу… гху… гуу… Вот так я умею иногда.
— Чего? — скривился аристократический мститель.
Я повторил свое таинственное заклинание. Хоть в черепушке истребителя спригганов было вина боль-
ше, чем мозговых клеточек, он сообразил, что мне трудно говорить и дышать.
Трюк сработал, ай какой я молодец! Барон ослабил пальцы и опустил руку, чтобы я мог стоять на своих ногах целиком и изрекать драгоценные перлы. А еще он вынул из ножен здоровенный кинжал, острие которого, не мешкая, поместил напротив моего сердца.
Плохо.
Плохо.
Плохо.
— Я сказал, что здесь какая-то ошибка. Ни о каких обидах в ваш адрес я слыхом не слыхивал. Почему со мной надо разбираться?
Той ночью он видел только мои глаза, но ведь их трудно спутать с другими. Вот ахиллесова пята лучшего взломщика в Кавароне. Я замотан по макушку особой тканью, но, по большому счету, что толку?