— Я просто не могу находиться в офисе, — сказал Сосик. — Он сорвался, с ним все кончено. Все его обожают. А теперь они вынуждены наблюдать, что с ним творится.
— Да, но ваш уход вряд ли поднимет им настроение.
— Заткнись! — сообщил ему Сосик. — Я занимаюсь делами вот уже тридцать лет. Я видел закат политической карьеры множество раз — тот спился, этот смошенничал, третий вызвал скандал сексуальными похождениями, финансовыми махинациями… Но впервые мне встречается парень, который сошел с дистанции даже не успев принять присягу в Вашингтоне.
— Элкотт, как всегда, выделяется из толпы, — кивнул Оскар. — Он провидец.
Сосик бросил на Оскара испытующий взгляд.
— Зачем ты, вообще, втянул его в политику? Он ведь совершенно не похож на нормального политика. Из-за жены? У нее что-то на тебя есть? Это из-за твоего происхождения?
— Нормальные политики в наши времена не могут ничего сделать, Леон.
Мы живем в сумасшедшее время. Америка — ненормальная страна. Мы исчерпали потенциал нормального подхода к вещам. Ничего не осталось.
— Ты, безусловно, не нормален. И что ты делаешь в политике?
Оскар пожал плечами.
— Кто-то же должен исправлять то, что наделали за тридцать лет вы, политики и профессионалы, Леон.
Сосих поморщился.
— Ну хорошо, мы сделали наш лучший ход и в результате наш кандидат погорел.
— Он не погорел. Он сошел с ума.
— Сумасшедший или погорелец, какая разница.
— Большая. Правда заключается в том, что у него помутнение рассудка. Это проблема. Проблема имиджа. Когда проблема такого рода, как сумасшествие, спрятать ее не удается. Ее лучше выставить на свет и подать поярче. Вот, например: в искреннем порыве протеста человек голодовкой довел себя до полусмерти, а теперь потерял рассудок. Но наше ключевое слово будет не «сумасшествие». Нашими ключевыми словами будут «искренний» и «протест».
Сосик поднял воротник плаща.
— Слушай, ты не сможешь всерьез разыграть такие карты.
— Нет, я смогу. А вот сможете ли вы?
— Мы не можем иметь душевнобольного в качестве сенатора! Как, черт возьми, он сумеет провести хотя бы один законопроект!
— Элкотт никогда и не собирался заниматься всякими техническими моментами. У нас есть для этого хорошо подготовленные кадры. Элкотт — харизматический лидер. Он может зажечь людей, повести их за собой к сияющим вершинам. Все, что ему нужно было, — это привлечь к себе внимание и заставить их поверить в него. И сейчас он этого добился.
Сосик задумался.
— Детка, если ты сможешь, это провернуть и это сработает, то это будет значить, что вся страна сошла с ума.
Оскар промолчал.
— И как конкретно, ты думаешь, это можно сделать?
— Мы должны повесить всех собак на Хью, задев патриотические чувства народа, а сами пока будем разбираться с медицинскими проблемами. Постоянные репортажи от постели больного, когда Эл будет приходить в сознание. Уинстон Черчилль был биполярной личностью, а Авраам Линкольн страдал депрессиями. Призовем на помощь всех федеральных демократов, призовем на помощь его жену — она борец, она будет за него бороться до конца. Плюс горы писем в поддержку сенатора. Это все осуществимо.
— Если это осуществится, значит, я потерял контакт с реальностью. Это не та Америка, что я знаю. У меня на такое не хватит сил. Я подам в отставку. И ты станешь шефом администрации.
— Нет, Леон, ты должен остаться шефом администрации. Ты квалифицированный профессионал, тебе доверяют, а я… здесь никак не вписываюсь в картину. С моим происхождением я не смогу выступать, если потребуют публичной медицинской проверки.
— Я знаю, ты рвался на мое место.
— О, у меня и без этого забот полон рот. Сосик фыркнул.
— Не втирай мне очки.
— Правда, — сказал Оскар. — Это верно, я метил на ваше место, но теперь у меня другие дела. Вы видели ее, это Грета.
— Кто? ? ?
— Ученая, черт возьми! Доктор Пеннингер! Сосик взаправду удивился.
— Что? Она? Да ей все сорок! Морда топором! Что с тобой, малыш? Не более двух месяцев назад у тебя сваливались штаны при виде журналисточки, которая поддерживала в прессе вашу предвыборную кампанию. И ты был до чертиков счастлив, что тебя с ней не засекли! А теперь эта?
— Да, все верно. Эта. Сосик поскреб подбородок.
— Совсем забыл, как это бывает в молодости… И из этого может выйти что-нибудь хорошее?
— Нет, не может, — ответил Оскар. — Ничего хорошего, кроме плохого.
— Ничего хорошего, кроме плохого. Совсем плохого. Все еще хуже, чем вы думаете, все просто ужасно. Если нас застукают, мы оба лишимся работы. А она фанатичный трудоголик — наука единственный смысл ее существования. Хью обожает ее и хочет переманить к себе в какую-то сумасшедшую мозговую лабораторию, которую он строит в бывших соляных копях… Плюс, она слишком много пьет, у нее аллергия на обычный воздух, она на восемь лет меня старше. … И, ох, она к тому же еврейка. Хотя сейчас, по ряду причин, быть евреем — не слишком проблематично.
Сосик тяжело вздохнул.
— Хо! Так вот как обстоят дела!
— Да, почти. За исключением одной вещи. Она — гений! Она уникальна и неповторима, она великолепна!
Кевин Гамильтон пришел в гости к Оскару потолковать по-соседски. Кевин был человек с не отрегулированным режимом дня, он принес с собой пакет банановых чипсов, ореховое масло, сэндвич и шоколадку.