— Ты будешь кофе? У меня есть очень хороший растворимый кофе.
На ее лбу опять появилась складка, настолько глубокая, что казалась рисунком или татуировкой.
— Ты не можешь заниматься настоящей наукой, а по выходным быть бизнесменом. Если ты всерьез занят наукой, у тебя нет выходных!
— Сейчас выходные, Грета.
— А-а… — Она посмотрела на него пьяным, взглядом, полным удивления и сожаления.
— Ладно, но я не смогу остаться у тебя и завтра. Там утром в девять безумно интересный семинар «Домены цитоплазмы».
— Цитоплазма — звучит крайне соблазнительно.
— Но сегодня я все равно здесь. Давай выпьем немного. — Она открыла сумочку. — 0, нет! Неужели я забыла свой джин? Он в моей дорожной сумке. — Она растерянно заморгала. — Ох, Оскар, я забыла свою дорожную сумку! Я оставила ее в отеле…
— Ты также забыла, что я не пью, — заметил Оскар. Она положила локти на стол и закрыла лицо руками.
— Все прекрасно, — сказал Оскар. — Просто забудь ненадолго о работе. У меня в распоряжении целая команда. Мы можем достать тебе все, что необходимо.
Она сидела за кухонным столом, погруженная в горькие раздумья.
— Давай я лучше покажу тебе свой дом, — предложил Оскар. — Это занятно.
Он провел ее в дневную гостиную. Тут стоял эллиптический кофейный столик Пита Хейма, стулья с изогнутыми ножками из стали и дерева, а также виниловый надувной диван.
— Ты коллекционируешь модернизм, — заметила она.
— Да, вот мой Кандинский. «Композиция VIII», 1923 год.
— Да, вот мой Кандинский. «Композиция VIII», 1923 год. — Оскар любовно дотронулся до рамы, чуть-чуть поправив ее. — Не знаю, почему это называется современным искусством, хотя было создано сто двадцать лет назад.
Она внимательно рассматривала холст, потом перевела взгляд на Оскара.
— Почему вообще называют это искусством? Здесь просто углы и круги.
— Ты так воспринимаешь потому, что у тебя совсем нет никакого вкуса. — Оскар подавил вздох. — Кандинский был знаком со всеми направлениями того периода: «Голубым всадником», сюрреалистами, супрематистами, футуристами… Кандинский — это фигура…
— Наверное, тебе эта картина стоила уйму денег? — спросила Грета. Судя по тону, она очень надеялась, что нет.
— Нет, я купил ее за гроши на распродаже Гугге-хейма. Сейчас весь коммунистический период — с 1914 по 1989 год, самый показательный для двадцатого века — вышел из моды. Кандинский противопоставляется нынешнему «современному искусству», однако, знаешь, что я скажу? Думаю, Василий Кандинский как раз в духе нашего времени, его искусство действительно что-то говорит мне… Понимаешь? Если бы он вдруг оказался здесь с нами сейчас… Думаю, ему было бы все понятно.
Она недоверчиво покачала головой.
— Модернизм… Интересно, как они умудрялись со всем этим справляться. Это напоминает какое-то тяжелое уродливое жульничество. — Она вдруг чихнула. — Извини. Моя аллергия разыгралась.
— Пойдем.
Он провел ее в кабинет, оформленный как пресс-центр. Оскар гордился этим кабинетом. Здесь все было сделано в соответствии с политическими требованиями времени. Стулья с алюминиевым покрытием стояли вдоль стены, основное же место занимали модули хранения информации и множество дисплеев. Датские покрытия, литые подставки, корзины из сверкающего пластика. Красивые миланские лампы. Никаких украшений, ничего лишнего, никакого потраченного впустую пространства. Все лаконично, эффективно и гладко.
— Здесь хорошо. Я могла бы работать в таком кабинете.
— Мне очень приятно! Надеюсь, у тебя будет такая возможность.
Она улыбнулась.
— А что? Мне здесь нравится. Кабинет похож на тебя, в твоем духе.
Он был тронут.
— Это страшно мило с твоей стороны, но должен признаться… это не мой дизайн. То есть Кандинского, конечно, выбрал я сам, но после того как я продал свою первую компанию и купил этот дом, я нанял профессионального дизайнера… Тогда я очень много внимания уделял дому. Мы месяцами трудились тут. Джованна хорошо в этом разбиралась, мы часто посещали антикварные рынки…
— Джованна, — сказала Грета. — Красивое имя. Она, наверное, была очень элегантна?
— Да, она такой и была, но у нас ничего не получилось.
Грета стала всматриваться в обстановку с новым интересом.
— И потом тут была еще другая — журналистка. Ей нравился пресс-центр?
— Клара здесь жила! Это был ее дом.
— И она уехала в Голландию, да?
— Да, она уехала. С ней тоже ничего не вышло.
— Почему с ними ничего не вышло, Оскар?
— Не знаю, — ответил он. Руки в карманах сжались в кулаки. — Великолепный вопрос.
— Ну, — сказала она, — может, и великолепный, а может, я просто пьяна и лезу не в свое дело.
— Нет, Грета, ты мне нравишься такая — пьяная и задиристая.
Он скрестил руки на груди.
— Давай я тебе быстро все расскажу. Понимаешь, я продукт необычных обстоятельств. Вырос в особой обстановке. В доме Логана Вальпараисо.
Вырос в особой обстановке. В доме Логана Вальпараисо. Это был классический дом голливудской звезды. Теннисные корты. Пальмовые деревья. Повсюду монограммы, шкуры зебр, золотые побрякушки. Прекрасный фон для друзей Логана — всех этих миллионеров и латиноамериканских наркобаронов. У моего отца был самый жуткий вкус, какой только можно себе вообразить. И я очень хотел, чтобы мой дом был совсем другим.
— И чем же он отличается?