Угловое помещение офиса объединяло в себе пресс-центр и медицинский центр. Медицинские мониторы сейчас стояли без дела у стены, хотя экраны были включены и методично мерцали.
Сенатор, обнаженный, лежал на кровати. Массажист работал над его плечами и шеей.
Оскар испытал шок. Хотя он знал, что почти полная голодовка стоила Бамбакиасу многих килограммов веса, однако он не ожидал того, что увидел. Бамбакиас выглядел постаревшим на десять лет, кожа складками висела на нем.
— Рад тебя видеть, Оскар, — приветствовал его Бамбакиас.
— Могу я представить вам доктора Пеннингер?
— Больше никаких докторов, — усмехнулся сенатор.
— Доктор Пеннингер — ученый, работает в Федеральной лаборатории.
— А, конечно. — Бамбакиас сел на кровати, машинально поправляя полотенце на плечах. Рука его казалась тонкой, как тростинка. — Достаточно, Джексон… Принеси моим друзьям пару… чего вы бы хотели? Принеси им немного апельсинового сока.
— Мы согласны на хороший ленч, — заявил Оскар. — Я обещал доктору Пеннингер, что она отведает вашу знаменитую бостонскую рыбную похлебку со свининой.
Бамбакиас заморгал, глаза его потускнели.
— Мой шеф-повар последнее время не готовит.
— Не готовит вашу фирменную похлебку? — вскричал Оскар. — Этого не может быть? Он что, умер?
Бамбакиас вздохнул.
— Джексон, попроси, чтобы менеджер достал немного чертового устричного супа. — Бамбакиас перевел взгляд на свои подрагивающие пальцы, разглядывая их без видимого интереса. — О чем это мы говорили?
— Доктор Пеннингер и я, мы пришли, чтобы обсудить политику в области науки.
— Конечно. Тогда я оденусь. — Бамбакиас встал с кровати, пересек комнату и скрылся в соседнем помещении. Они слышали, как он слабым голосом позвал имиджмейкера.
Рифленая занавеска мигнула, будто глазное веко, открыв, светлую панораму солнечного зимнего дня. Угловой офис был маленьким архитектурным чудом — почти пустое помещение ощущалось как совершенное и заполненное игрой света и воздуха.
Маленький робот появился в комнате, держа в трубчатых руках два полиэтиленовых пакета. Он опустил их на ковер и вышел.
Свертки зашевелились, из них полились звуки торжественной весенней симфонии. Геодезические палки и провода выдвинулись из пакетов и макета для обойщика, нарисованного в векторной графике, и вдруг прямо на глазах превратились в пару оригинальных кресел.
Грета открыла свою новую, в деловом стиле, сумочку и достала носовой платок.
— Знаешь, а здесь неплохой воздух. Бамбакиас вернулся, он был одет в серые шелковые брюки и нижнюю рубашку.
— Где моя шляпа? — недовольно проворчал он. — И где мой плащ?
— Какие интересные кресла, — заметила Грета. — Что это такое?
— А, эти мои кресла не нашли никакого применения, — сообщил Бамбакиас, втискивая руку в собравшийся складками рукав рубашки. — По какой-то причине люди не доверяют цифровым креслам и не решаются на них сидеть.
— Я доверяю цифровым креслам, — заверила его Грета и села. Провода просели под ее весом, издав бодрое крещендо на гитарных струнах. Грета возвышалась в самой середине конструкции, как королева, сидящая на троне, сотканном из набора тросточек и паутины проводов.
Грета возвышалась в самой середине конструкции, как королева, сидящая на троне, сотканном из набора тросточек и паутины проводов. Оскару понравилась гибко отреагировавшая конструкция, однако сам он сел в другое кресло с большей осторожностью и значительно меньшим шумом.
— Архитектор пользуется доверием за успешные модели, — пояснил Бамбакиас. — А не нашедших спроса приходится прятать по укромным углам. Но некоторые оригинальные модели мы храним в нашем офисе.
Появились люди из обслуживающего персонала, они молча убрали массажный стол и поставили на его место застеленную больничную койку. Сенатор сел на край кровати, подтянув под себя голые ноги. Он был похож на огромную морскую птицу.
— Я заметила кресла еще по дороге сюда, — сказала Грета. — Но они были прочные.
— Не «прочные», а жесткие. Распиленный шпон.
— «Чем меньше, тем больше», — задумчиво пробормотала Грета.
На умном лице сенатора отразился проблеск интереса. Пока его имиджмейкер выбирала носки и ботинки, Бамбакиас спросил:
— Как вы сказали, ваше имя?
— Грета, — мягко ответила она.
— И вы этот, как его, психиатр?
— Где-то близко. Я нейроисследователь.
— Верно. Вы мне уже об этом говорили, да?
Грета повернулась и бросила на Оскара взгляд полный сочувствия и жалости. Искусно преображенное лицо женщины приобрело потрясающую выразительность. Мерцающий взгляд поразил Оскара прямо в сердце и застрял там, как застревает в жертве брошенный гарпун.
Оскар наклонился вперед на музыкальном пиано-струнном сидении и хлопнул в ладоши.
— Элкотт, Лорена сказала, ты немного расстроен всем этим?
— Расстроен? — переспросил Бамбакиас, задирая подбородок, чтобы имиджмейкер могла завязать на шее галстук с широкими концами. — Я бы не сказал, что я расстроен, я бы сказал, что смотрю на вещи реалистически.
— Ну, реалистичность каждый понимает по-своему.
— Я вызвал государственный и федеральный кризис. Военное программное оборудование стоимостью четыреста двенадцать миллионов долларов было разворовано бандой анархистов, которые рассеялись в джунглях. Это самое ужасное событие с момента Гражданской войны 1861 года, так что о чем теперь расстраиваться.