Не привлекая внимания, Оскар еще до рассвета выехал на перекрашенном автобусе и мирно пересек шлюзовые ворота. Он уезжал, можно сказать, один. С ним были лишь абсолютно необходимые люди, костяк его свиты: Джимми де Пауло, шофер, Донна Нуньес, стилист, Лана Рамачандран, секретарь и в качестве груза — Мойра Матараццо.
Мойра была первой, кто покидал их команду. Будучи по профессии специалистом по связям со СМИ, она патологически нуждалась в выступлениях перед публикой. Ей были недоступны прелести строительства отеля вручную. К тому же замкнутый мирок Кол-лаборатория вызывал у нее отвращение, это был мир, с обитателями которого она не могла найти общих интересов. Мойра решила оставить Коллабораторий и уехать домой в Бостон.
Оскар не предпринимал никаких особых попыток убедить ее остаться с командой. Он тщательно обдумал этот вопрос и решил не рисковать и не пытаться ее удерживать.
Мойра смертельно скучала. Он знал, что больше не может доверять ей. Скучающие люди слишком уязвимы.
Поездка, задуманная Оскаром, преследовала политические цели и в то же время служила защитой от преследования и нападения вооруженных маньяков. Он собирался без шума проехать в замаскированном автобусе штат Луизиану, добраться до Вашингтона и вернуться домой в Бостон к Рождеству — поддерживая при этом через Сеть постоянный контакт с командой в Буне.
Первая запланированная остановка была в Холли-Бич, в Луизиане. Холли-Бич, приморский поселок, представлял собой конгломерат шатких свайных построек на берегу залива. Это был разрушенный ураганом район, быстро получивший название «креольской Ривьеры». Фонтено заранее предпринял меры для обеспечения приезда Оскара: нашел и снял небольшой пляжный домик на берегу под фальшивым ID. Фонтено считал, что это место идеально подходит для тайных встреч. Поселок так сильно пострадал от урагана и находился на таком примитивном уровне, что там не было даже подключения к Сети, все пользовались сотовыми телефонами, спутниковыми тарелками и метановыми генераторами. В середине декабря — было уже девятнадцатое число — приморская деревня была почти пустынна. Вероятность попасться на глаза папарацци или подвергнуться нападению безумных маньяков в Холли-Бич была ничтожна.
Оскар планировал организовать там тихое свидание с доктором Гретой Пеннингер.
После приморской идиллии в Холли-Бич он должен был не спеша добраться до Вашингтона, где ему предстояла личная встреча со штатными сотрудниками Сенатского комитета по науке. После выражения необходимого почтения капитолийским крысам Оскар повернул бы на север в сторону Кембриджа, добрался бы до штата Массачусетс и доставил автобус в штаб федерально-демократической партии. Бамбакиас тут же пожертвовал бы автобус на нужды федеральных демократов. Сенатор в отношении партии всегда стойко придерживался роли финансового благодетеля, кроме того, он мог бы списать на это свои расходы.
Оказавшись в Бостоне, Оскар возобновил бы связи с сенатором. Он также получил бы долгожданную возможность вернуться домой. Оскар волновался относительно дома. Клэр уехала в Европу, дом опустел, и это было неправильно. Да и небезопасно оставлять жилье без присмотра. Оскару пришло в голову, что Мойра могла бы пожить у него, пока ищет другую работу в Бостоне. Оскара вовсе не приводила в, восторг ситуация с домом, не нравилось ему и настроение Мойры. Дом и Мойра — нити из его прошлого. В какой-то момент его озарило, что их можно связать.
Первый этап поездки, по югу Луизианы, прошел гладко. Оскар попросил Джимми прибавить громкости в приемнике, и, пока Мойра валялась с надутым видом, поглощая любовный роман, Оскар, Лана и Донна мило проводили время, обсуждая разные черты характера Греты Пеннингер.
Оскар не страдал застенчивостью. В этом не было смысла. Бесполезно пытаться скрывать его любовные интриги от собственной команды. Конечно, все они с самого начала знали о Клэр. Их вряд ли особо взволновало появление Греты, скорее это был зрительский азарт.
Кроме того, это обсуждение имело политический оттенок. Грета Пеннингер была «темной лошадкой» и главным кандидатом на пост директора Коллаборатория. Странно, что тамошние ученые, казалось, забыли о том очевидном факте, что сам пост директора под угрозой. Они не до конца понимали ситуацию, скорее всего, они называли их структуру власти «коллегиальностью» или, возможно, «процессом наследования», но ни в коем случае не «политикой». Однако это была политика, и самая настоящая. В Коллаборатории кипели политические страсти, хотя никто не рисковал называть их политикой.
Нельзя сказать, что сама наука является политикой. Научное знание глубоко отличается от политической идеологии. Наука — это интеллектуальная система, производящая объективные данные относительно природы Вселенной. Она включает в себя гипотезы, результаты и строгую экспериментальную проверку.
Она включает в себя гипотезы, результаты и строгую экспериментальную проверку. Само научное знание — политическая конструкция не больше, чем элемент 79 в периодической таблице.
Однако оборотистые люди сумели использовать науку так, что даже ее самая малая частица стала политический. То же самое в свое время было проделано с золотом. Оскар провел много часов, зачарованно изучая научное сообщество и его сверхъестественно ортогональную структуру власти. То, что являлось подлинной научной работой, неприятно поражало его своей тупостью и утомительностью, но сопутствующие закулисные политические интриги совершенно завораживали.