В какой-то степени моя настоящая личность стала убежищем от гнёта и напряжения лицедейства.
В Эврике, в морском ресторане, я познакомился с рыбаком с одной шхуны. Остановившись возле моего столика, он заявил, что лично поймал ту самую рыбу, что я сейчас ем, и подсел, чтобы со мной потрепаться. Как выяснилось, он оказался автомобильным фанатом, и я рассказал ему о своём стареньком Форде и о том, как довёл его до совершенства.
— Эге, как раз сейчас я и пытаюсь наладить то же самое — Форд-кабриолет 1950 года, — встрепенулся он. — А у тебя, случаем, нет никаких фотографий своей тачки, а?
— Есть, но остались дома, — покачал я головой.
— А дай мне свой адрес в Нью-Йорке, и я пришлю тебе фотки своих колес, когда разделаюсь с ними, — предложил он. — Чёрт, да я могу и прикатить в Нью-Йорк, чтобы повидаться с тобой!
Весьма сомнительно, что он написал бы мне или приехал в Нью-Йорк повидаться, а уж тем более, что я получу его письмо или приму его в гости, поэтому я без зазрения совести начал шарить в карманах в поисках клочка бумаги, чтобы записать свое имя и нью-йоркский адрес.
Нашёл один из чистых чеков, одолжил у официанта карандаш и как раз писал на его обороте, когда рыбака позвали к таксофону, висевшему на стене у двери. Поговорив пару минут, он помахал мне рукой, гаркнув:
— Эй, Фрэнк, слышь, мне нужно на судно! Заглядывай сюда завтра, лады? — и устремился прочь, даже не дав мне ответить. Вернув карандаш официанту, я попросил счёт и, указав на каракули на обороте чека, заметил:
— Вам нужен карандаш помягче. — Текст был едва различим. Вместо того, чтобы порвать в клочья, я сунул чек обратно в карман — и в результате этот дурацкий шаг обернулся для меня удачей. В номере я положил чек поверх открытой чековой книжки и, переодевшись, позвонил девушке. Мы провели чудесный вечер в отличном ресторане, окружённом высокими мамонтовыми деревьями, где-то в окрестностях Эврики.
Вечер выдался настолько чудесный, что когда на следующее утро я уселся за стол, чтобы слабать ещё три чека, я всё время мыслями возвращался к нему. По моим расчётам в самой Эврике и ближайшей округе осталось лишь три банка, пока не удостоившихся ни одной из моих высокохудожественных подделок, а я не хотел проявить неуважение ни к одному из них. Новая махинация захватила меня, все страхи перед сворой, сидящей у меня на хвосте, рассеялись, как с белых яблонь дым. Рассеялись и воспоминания о молодом рыбаке, встреченном вчера под вечер.
Закончив с первым чеком, я спрятал его в уже порядком истрепавшийся конверт. Не прошло и двух часов, как, доделав пару других, я был во всеоружии для прощального набега на Эврику, прошедшего без сучка без задоринки. Вернувшись в мотель под вечер, я смог пополнить утеплённую наличностью подкладку своего костюма ещё почти полутора тысячами.
И в тот же вечер сказал девушке, что завтра уезжаю.
— Наверное, буду летать из С.Ф. или Л. А., пока не знаю, — соврал я. — Так или иначе, буду частенько наведываться. Нужно лишь взять напрокат спортивный самолёт и прилететь. Для разнообразия взглянем на лес с высоты.
— Договорились, — согласилась она, поверив мне, и предложила отправиться в порт, чтобы поесть омаров. Мне было комфортно от того, что мысль о расставании отнюдь не лишила её аппетита, что меня вполне устраивало, но где-то за вторым блюдом я глянул в окно, увидел входящий в гавань баркас и припомнил молодого рыбака. А заодно вспомнил, что записал своё настоящее имя и нью-йоркский адрес — адрес отца, во всяком случае — на обороте одного из чеков. В тёмных закоулках души всколыхнулась тревога, будто меня обвели вокруг пальца. Чёрт возьми, куда я сунул этот чек? С ходу вспомнить не удалось, и попытки мысленно прокрутить события дня, одновременно поддерживая страстный диалог со спутницей, напрочь изгладили из памяти последний вечер с этой девушкой.
Чёрт возьми, куда я сунул этот чек? С ходу вспомнить не удалось, и попытки мысленно прокрутить события дня, одновременно поддерживая страстный диалог со спутницей, напрочь изгладили из памяти последний вечер с этой девушкой.
Вернувшись в номер, я искал бланк чека повсюду, но безуспешно. Бланков было много, но только склеенных в книжечку. Неизбежно напрашивался вывод, что как раз этот чек послужил основой для липового аккредитива Pan Am, отправившись в один из трёх банков. Да не могло этого быть, твердил я себе, мне же приходилось индоссировать каждый чек на обороте, и я наверняка заметил бы надпись.
Так ли уж наверняка? Я вспомнил, насколько слабый след оставлял карандаш, каракули едва удавалось разобрать даже при ярком дневном свете. Подписывая чек, я запросто мог проглядеть надпись, особенно из-за modus operandi, выработанного в Эврике, когда выяснилось, что всучить фальшивку удаётся гораздо легче и быстрей, отвлекая внимание кассира на себя. А чтобы завоевать внимание женщины, нужно уделять ей собственное. Усевшись на кровать, я постарался шаг за шагом припомнить события, повлёкшие такой результат, и вскоре мои сомнения рассеялись. Я положил оторванный чек поверх раскрытой чековой книжки. Утром, сделав три чека и полностью позабыв о встрече с рыбаком, я взял тот, что лежал сверху. Завершив последние штрихи, сунул его в верхний конверт, а значит, и обналичил первым. И сразу вспомнил кассиршу, выдавшую мне деньги. Я уделил ей немало внимания — похоже, даже чересчур много.
Так, один из банков Эврики получил фальшивый аккредитив Pan Am, индоссированный фальшивым вторым пилотом, а заодно подписанный на обороте Фрэнком Абигнейлом-младшим с указанием адреса его отца в Бронксе. Как только подделка обнаружится, не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы усмотреть логическую связь между первым и вторым — и расставить точки над i.
Меня вдруг окатило жаром, как из домны. Снова полезли в голову мысли о бегстве из страны, рывке через границу в Мексику. А то и в более тёплые и далёкие края. Но эта идея мне претила. В Эврике я придумал новый способ воровства, сочтя его грандиозным, ведь он окупался лучше, чем краплёные карты. Захмелев от успеха системы, я забыл страх перед погоней, убедив себя, что я круче Скалистых Гор. Собирался провернуть махинацию с фальшивыми чеками на зарплату и аккредитивами от одного океана до другого, от границы до границы. Досадно бросать такие наполеоновские планы из-за того, что по глупости сам же сорвал с себя маску.
Но обязательно ли выходить из игры? Может, моё прикрытие пока ещё не разрушено? Раз я не заметил каракулей на обороте чека, — может, их не заметит и никто другой.
Нельзя отбрасывать и возможность, что чек ещё в банке. Я обналичил его вскоре после полудня, и не исключено, что его не отправят в Нью-Йорк до завтра. А если он остался в банке, то есть шанс вытащить его обратно. К примеру, сказать, что Pan Am выдала аккредитив по ошибке, и мне не следовало его обналичивать — или что-нибудь в том же духе. Я не сомневался, что смогу состряпать славную байку, если только чек ещё в пределах досягаемости. Так я и уснул, придумывая подходящие отговорки.
Утром, прежде чем позвонить в банк, я уложил вещи, убрал багаж в машину и оплатил счёт мотеля. Потом, набрав номер банка, спросил главного кассира, и меня соединили с женщиной, отрывисто представившейся как Стелла Уэринг.
— Миссис Уэринг, вчера в вашем банке обналичил чек пилот Pan Am, — начал я. — Не можете ли вы сказать…
— Да, фальшивый чек! — не дала она мне договорить, внезапно преисполнившись возмущения, даже не спросив, кто я такой и зачем звоню. — Мы сообщили в ФБР. За чеком должны прислать агента.
Вызова на очередную дерзкую эскападу я не ощутил, просто действовал по наитию, стремясь защитить свою истинную личность.
— Именно, — отрезал я.