Однако в другие моменты между нами возникало нечто, о чем я не осмеливаюсь даже упоминать, но именно оно и наполняло меня уверенностью в скоротечности наших отношений и их обременительности для Раска. Я занимала слишком двойственное положение среди невольниц в воинском лагере и недопустимо большое место в жизни предводителя тарнсменов. Это не могло продолжаться бесконечно.
Не в силах изменить создавшееся положение вещей, я старалась не думать о том, что ждет меня впереди, отогнать тревожащие меня мысли и отдаться незнакомому мне прежде ощущению безграничного счастья. Наверное, мы оба старались закрыть глаза на последствия нашей неподвластной рассудку любви и в оставшийся нам недолгий срок в полной мере вкусить ее неповторимую прелесть.
Как-то я попросила Раска вдеть мне в нос золотое тачакское колечко и всю неделю прислуживала ему, как подобает рабыне народов фургонов, ведя себя сдержанно, предупредительно и по-деловому. Включившись в игру, oн позволил мне надеть и традиционное для невольниц диких степей одеяние — короткий калмак, кожаную чатку и курлу, а волосы подвязать малиновой сурой.
Потом мы сняли колечко, и в последующие дни я представляла собой то утонченную сладострастную тарианскую невольницу, то простую девушку из Лауриса, затерянную среди суровых северных лесов, а то избалованную вниманием и роскошью рабыню из великого Ара.
В последние дни перед расставанием мы почти все время проводили вместе в долгих разговорах у пылающей жаровни или даря друг другу неведомую ни одному из нас прежде нежность и ласку. Раск выглядел озабоченным и удрученным. Я уже тогда догадалась, что он решил со мной расстаться, но все оттягивает этот, очевидно болезненный для нас обоих, момент.
Наконец однажды утром, когда я уже вернулась в барак для рабочих невольниц, он снова вызвал меня в свой шатер.
Он выглядел сдержанным и решительным.
— На колени! — приказал он, едва я вошла.
Я, как положено рабыне, опустилась перед ним на колени, стараясь ничем не подчеркивать наших отношений. Прежде всего я — его рабыня, он — мой хозяин.
— Ты мне надоела, — произнес он с неожиданной злостью.
Я покорно опустила голову.
— Я решил тебя продать, — хмуро сообщил он.
— Я об этом догадывалась, — сказала я.
— Вот и хорошо. А сейчас уходи отсюда. Я хочу остаться один.
— Да, хозяин.
Мне удалось не расплакаться, пока я не добралась до невольничьего барака. Здесь в окружении своих охранников меня дожидался какой-то незнакомец — рослый и плечистый. Прежде в лагере я его не видела. Рядом стояли четыре наших девушки. Руки у них были связаны. Охранники стянули и мне запястья кожаным ремнем и повели нас на взлетную площадку. Девушки казались напуганными. Мне все было безразлично.
Прежде чем залезть в прикрепленную к тарну плетеную корзину, я посмотрела на стоящего рядом Раска.
— Подарите Юте свободу, — попросила я его на прощание.
Он хмуро взглянул на меня, и в его глазах промелькнуло легкое удивление.
— Хорошо, я это сделаю, — помолчав, сказал он.
Теперь, я знала, Юта будет свободной. Она сможет делать все, что пожелает. Скорее всего, она отправится в Равир или на Телетус, но, куда бы ни забросила ее судьба, она, конечно, будет стремиться отыскать Баруса — человека из касты мастеров по выделке кож, имя которого она так часто повторяла во сне.
Мне стало совсем грустно.
— В корзину! — екомандовал незнакомец.
***
Я больше не принадлежала Раску из Трева. Теперь я была рабыней этого человека, который с настоящей минуты приобретал полное право распоряжаться моей жизнью и смертью. На меня уже был надет железный ошейник с его именем.
Человек еще раз проверил узлы на ремнях, привязывающих крышку к плетеной корзине. Ремни держали надежно. Не менее надежно они удерживали на месте и нас, его рабынь.
Работорговец был доволен. Я обошлась ему в девять золотых монет.
Человек забрался на спину тарна, устроился в седле и натянул поводья. Взмахнув широкими крыльями, громадная птица оторвалась от земли и, сделав круг над воинским лагерем Раска из Трева, стала медленно набирать высоту.
Она понесла меня навстречу моей судьбе.
***
С деревянного помоста Курулеанского невольничьего рынка в Аре я была продана за двенадцать золотых монет одному владельцу пага-таверны, решившему, очевидно, позабавить своих посетителей невольницей, на теле которой стояло столько обличающих клейм.
В течение нескольких месяцев я прислуживала в его пага-таверне.
Среди посетителей таверны встречались и охранники, некогда сопровождавшие караван Тарго. Все они были добры ко мне. Сюда частенько захаживал и молодой парень, которому я, помню, оказывала в свое время отчаянное сопротивление у прощального костра, в ночь накануне отъезда из Лауриса. Заходя в таверну, он уделял мне особенно пристальное внимание. Появлялся в таверне и охранник, сопровождавший меня в Лаурисе в дом медицины, которого я спровоцировала на улицах города на необдуманные действия и счастливо избежала способных кончиться трагически последствий. Заходил сюда и воин, поймавший меня в северных лесах и доставивший к месту стоянки невольничьего каравана Тарго. Появлялись здесь и другие оставшиеся в живых после нападения отряда Хаакона охранники, те, кто сопровождали фургон, в котором я так часто была прикована цепями. Встретила я и воина, первым связавшего меня на этой планете, когда я наткнулась на караван Тарго.