Ена, занятая вышиванием на пяльцах нарукавной повязки, которую тарнсмены надевают на спортивных гонках тарнов, оставила работу и подошла ко мне.
— Что случилось? — участливо поинтересовалась она.
— Я не хочу быть рабыней! — воскликнула я. — Не хочу!
Ена обняла меня за плечи.
— Быть невольницей нелегко, — согласилась она.
Я выпрямилась и посмотрела ей в глаза.
— Мужчины такие жестокие! — всхлипнула я.
— Это верно, — согласилась старшая среди женщин.
— Я их ненавижу! — рыдала я. — Я их терпеть не могу!
Она ласково меня поцеловала. Глаза у нее смеялись.
— Можно мне говорить? — спросила я.
— Конечно, — ответила она. — В этой палатке ты можешь говорить, когда захочешь.
Я опустила глаза.
— Говорят… я слышала… — нерешительно начала я, — что Раcк из Трева очень суровый и требовательный хозяин…
Ена рассмеялась.
— Это верно, — сказала она.
— Еще говорят… что он, как никакой другой мужчина, может унизить и оскорбить женщину…
— Я не была ни унижена им, ни оскорблена. Хотя, конечно, если он пожелает унизить или оскорбить женщину, я думаю, он сумеет сделать это наилучшим образом.
— А если девушка позволила себе держаться с ним дерзко и высокомерно?
— Такая девушка, вне сомнения, будет унижена и наказана. — Ена рассмеялась. — Раcк из Трева покажет ей, что такое настоящая невольничья жизнь.
Ее слова меня, естественно, нисколько не приободрили.
Я подняла на Ену заплаканные глаза.
— Говорят еще, что он использует женщину только один раз, а потом, взяв от нее все, что можно, ставит на ее теле свое клеймо и удаляет от себя.
— Меня он ласкал довольно часто, — ответила Ена и с усмешкой добавила: — Раcк вовсе не какой-нибудь безумец.
— Но он поставил на вашем теле свое клеймо? — допытывалась я.
— Нет, — ответила Ена. — У меня на теле стоит клеймо города Трева. — Она улыбнулась. — Когда Раcк похитил меня, я была свободной женщиной. Естественно, он произвел церемонию моего обращения в рабство и поставил на мне клеймо.
— Он собственноручно обратил вас в рабство?
— Да, я признала себя его рабыней. — Она снова рассмеялась. — Сомневаюсь, чтобы рядом с таким мужчиной любая женщина не почувствовала себя невольницей!
— Только не я! — с уверенностью воскликнула я. Ена рассмеялась.
— Но если на теле девушки уже стоит клеймо, — продолжала я расспрашивать старшую невольницу, — ее ведь вторично не станут подвергать процедуре клеймения, не правда ли?
— Обычно нет. Хотя иногда на теле девушки ставят и второе клеймо.
Хотя иногда на теле девушки ставят и второе клеймо. В городе Трев такое случается. — Она многозначительно посмотрела на меня. — Чаще всего это клеймо ставится в качестве наказания и предупреждения о том, что с такой невольницей следует держаться настороже.
Ее слова меня озадачили.
— А есть еще так называемые обличительные клейма, — продолжала Ена. — Они маленькие, но хорошо заметны. У них довольно много разновидностей. Есть, например, обличительное клеймо для воровки, для лгуньи и для многих других нарушительниц, совершивших преступление или серьезный проступок.
— Я не лгу и не ворую!
— Это хорошо.
— Мне никогда не приходилось видеть клеймо Трева, — призналась я.
— Это очень красивое клеймо, — с гордостью заметила Ена.
— А можно мне его посмотреть? — попросила я, сгорая от любопытства.
— Конечно, — согласилась Ена.
Она поднялась с пола и распахнула свое длинное белое одеяние.
На стройном, словно выточенном из слоновой кости бедре женщины стояло удивительно изящное клеймо, подчеркивающее нежность и белизну ее кожи и провозглашающее ее тем, кем только она и могла быть в этом суровом, безжалостном мире — невольницей.
— Красиво, — прошептала я.
Лицо Ены осветилось довольной улыбкой.
— Ты умеешь читать? — спросила она.
— Нет, — призналась я.
Она коснулась рукой невольничьего клейма.
— Это выполненная курсивом первая буква названия города Трева, — пояснила она.
— Очень красивое клеймо, — похвалила я.
— Мне тоже оно нравится, — призналась Ена.
Она окинула меня мимолетным изучающим взглядом и неожиданно приняла позу рабыни для наслаждений.
Я не смогла сдержать своего восхищения.
— Мне кажется, оно только подчеркивает мою красоту, — заметила Ена. — Ты не находишь?
— Да! Да! — воскликнула я.
В глубине души я надеялась — хотя не желала в том себе признаваться, — что клеймо у меня на теле выглядит не менее привлекательно.
Ена пошире распахнула свое одеяние, любуясь темнеющей у нее на бедре отметиной.
Она взглянула на меня и рассмеялась.
— Это клеймо поставил на мне мужчина!
Я улыбнулась в ответ, но тут же почувствовала глубокое раздражение. Какое право имеют эти грубые существа ставить свое клеймо на наши тела? Надевать на нас свои ошейники? Разве справедливо утвердившееся на Горе право сильного по своему желанию и усмотрению отмечать тех, кто слабее его?
Я почувствовала, как меня снова захлестывает злость и ощущение своей полной беспомощности. Я испытывала ненависть к человеку, державшему меня в своем лагере бесправной пленницей. Мне захотелось побольше узнать о моем похитителе, чей ошейник мне придется принять на завтрашней церемонии.
— Говорят, — заметила я, — что у Раска из Трева большой аппетит на женщин. Что он коллекционирует свои победы над ними и относится к своим жертвам с презрением.