— Ты чего?
Я ткнула пальцем в засмущавшихся бродяг, уже довольно долго следующих за нами по пятам. Они попытались сделать вид, что шли просто так, но боковых ответвлений у улочки не было, и мы бы все равно столкнулись. Осознав, что просто стоять на месте и разглядывать окна уже неприлично, они все-таки вытащили два кривых ножа, а один даже соизволил обратиться к нам насквозь прокуренным голосом:
— Ну че, девки, сами отдадите все деньги и разденетесь или вам помочь?
По глазам второго я поняла, что он за бескорыстную помощь. Ада возмущенно вспыхнула, но я сделала ей знак рукой не мешать.
— У вас есть пять секунд, чтобы убраться обратно в свои норы, крысы, а иначе…
Облом. Мужики чего-то обиделись и, насупившись, пошли на нас, выставив перед собой ножи. Я так поняла, что нам предлагалось самостоятельно на них напороться и повиснуть, вереща от боли. Успела досчитать до трех (нож уже дрожал перед носом), плюнула на благородство и… засветила разноцветным шариком по дураку. Слева послышалось что-то вроде: «Ий-йя-а-а!» — и второй нападающий, получивший коленом по самому больному, огорченно согнулся пополам, выпучив глаза и разглядывая разноцветного мышонка, оказавшегося на месте его друга. Мышонок, покачиваясь, встал на задние лапки, осмотрел себя и… рухнул в обморок, напоследок дрыгнув одной из конечностей.
— Забирай мыша и вали отсюда, — предложила я.
Повторять не пришлось — все в том же полусогнутом состоянии мужик рванул от нас зигзагами, воя на одной ноте. Мыша он, естественно, забыл.
— Ой, какой хорошенький! — Ада подняла мышку за хвост и радостно ее теперь рассматривала.
Я растерянно за ней наблюдала.
— А давай ее себе оставим?!
У меня нет слов. Правда. По-моему, это чересчур радикальный метод перевоспитания. Хотя…
Справа мелькнула чья-то рожа, я резко обернулась и сжала в пальцах еще один разноцветный шарик. Рожа немедленно испарилась, буквально втянувшись в стену. Шарик с легким шипением погас, а мне на плечо спланировал жутко довольный собой дракоша.
— Я нашел! Тут буквально пара поворотов, и мы на главной площади. А оттуда дорогу, я думаю, Ада найдет. Ой, а чего это у вас? Мышка? А почему она розово-фиолетовая?!
Я кратко ввела его в курс дела. Мыш в это время с трудом открыл глаза, все еще покачиваясь вверх ногами, и удивленно обозрел жутко довольные рожи Ады и Коши, который успел перелезть на ее плечо. Писк был почти обреченным, по пушистому телу пошли судороги.
— Ди, он умирает! — запаниковала Ада. — Сделай хоть что-нибудь!
Я вытянула правую руку, на нее бережно положили несчастное животное. Я насупилась и шепнула кое-что в подрагивающее розовое ушко. Мыш от избытка впечатлений обкакался, что отнюдь не повысило моего настроения. Фу.
— Помогите, спасите, убивают, насилуют, режут! — верещал потерпевший, бегая по моей ладони и хватаясь передними лапками за голову.
— Да успокойся ты, — посоветовал Коша, — никто тебя не режет. Ди, а можно, я тоже его подержу? Он такой пушистый! Обожаю все маленькое и пушистое.
Мыш замер, взглянул на драконника и резво залез в мой рукав, я еле успела поймать его другой рукой за хвост.
— Стой, не дергайся. Ай… твою… Да можешь ты постоять спокойно или нет?!
— Отпусти! — верещал пушистик.
— Да пожалуйста. — И я поставила его на землю около ближайшей лужи. — Вперед и с песней. Надеюсь, ты не скоро встретишь крыс или отощавшую с голодухи кошку. Счастливого пути.
Мыш замер, огорченно огляделся и сел на землю, молитвенно сложив лапки на груди. На нас смотрели самые несчастные глаза в мире.
— Расколдуй, — пискнул незадачливый грабитель.
Я с усмешкой его обломала:
— Нет, колдовство — сроком на пять лет минимум, только потом и только я смогу его снять.
Пушистик попытался снова изобразить обморок, но передумал и резво пополз по моему сапогу, а потом и по штанине наверх.
— Эй, ты чего? — Я отцепила его от штанов и снова посадила на ладонь.
— Тогда я с тобой.
Только теперь до меня начал доходить весь трагизм ситуации.
— Чего со мной?
— Буду с тобой. А иначе — никак. Пропаду.
Он задумчиво ходил взад-вперед по ладони, сложив за спиной передние лапки и рассматривая мои пальцы.
— Класс! — обрадовался Коша и перелетел обратно ко мне. — У меня теперь есть домашний любимец.
Мыш подозрительно на него покосился, но мудро промолчал.
— Давай его пока мне, — предложила Ада, — я его посажу на плечо, как ты Кошу, и пойдем дальше.
Сил возражать уже не было.
В таверне мы сели за крайний угловой стол и заказали всего, чего душа желала, а душа желала «все самое вкусное, что есть на кухне». Хозяин тут же засуетился, прогнал сонную, с глазами навыкате девушку с зажатым под мышкой подносом и, радостно ухмыляясь, заверил нас, что все будет в лучшем виде. И не обманул. Курица, жареная рыба, маленькие, зажаренные на углях птички и три кувшина вина были оценены нами по достоинству. Пару раз к нам пытались подсесть хамоватые типы с многообещающими улыбками, но мыш их немедленно отшивал, в двух словах поведав свою печальную историю, и пытался при этом проглотить все то, что пихал в рот. Коша от него не отставал и, когда ему приходилось в очередной раз вылавливать бывшего вора за хвост из своей тарелки, обзывал того обжорой и троглодитом. Мыш не возражал, старательно продолжая есть. Если честно, то смотреть на него было даже жалко. И сердобольная Ада постоянно совала ему в лапки самые лакомые кусочки, подливая в наперсток, предоставленный хозяином, колодезной воды (мы решили вина ему не давать, а то сопьется, ему при таких размерах немного надо).