Взгляды опускаются вниз; туда, где еще так недавно стоял «Джордано». Пустая площадка предстает взорам. Но странно: люди не ощущают грусти. Наоборот, им радостно. Они еще, может быть, не сознают причины, но ведь на их глазах только что произошло воскрешение корабля, который уже многие годы считался мертвым. И люди думают: пусть воскресают мертвые — те, без которых тоскливо бывает человечеству. Пусть воскресают освободители и матери, поэты — и корабли…
А «Джордано» уже вышел в свой мир. Он с наслаждением вдыхает пустоту; ведь это — его воздух… Движение в Приземелье перекрыто, графики летят, но никто не обижается на это. Корабли, заняв отведенные им места, глядят во все многочисленные глаза. «Джордано» медленно подходит к своей новой базе: спутнику-семь Звездолетного пояса. И в этот миг все корабли Приземелья окутываются облачками салюта, включив на миг ходовые и тормозные двигатели.
Люди покидают рубку. Видно, как они устали; нет, это не так-то просто, день был прямо сумасшедший. В этом согласны все, и еще в одном: это был праздник. Большой праздник…
А на Земле, в институте, у окна стоит старый человек и смотрит туда, где был «Джордано». И, быть может, единственный не думает о празднике, и настроение егo вовсе не лучезарно.
3
Велигая не было на спутнике целый день. И за это время Кедрин сумел все-таки связаться со спутником-десять.
Он вызвал Ирэн; на десятке несколько удивились, но позвали. Пришлось ждать довольно долго. За это время кто-то дважды старался отобрать канал связи. Кедрин сердито огрызался и ждал.
Наконец она появилась на экране. Кедрин смотрел на нее и молчал. Исчезли заготовленные слова. Да и надо ли было говорить их? Кедрин просто смотрел и замечал, что Ирэн устала, осунулась и выглядит печальной. «Вряд ли тут виновата только лишь работа» — подумал Кедрин; это была правда.
Ирэн тоже молчала, только дыхание ее участилось. Потом она подняла брови, и стало ясно, что, если Кедрин не заговорит, она отключится. Но разве самой ей нечего сказать?
Кедрин решился. Он знал, что их могут услышать многие. Но пусть слышат, в конце концов не этого ли он хочет? Он не может больше жить так! Ведь ради нее он здесь, и разве она сама уже не решила, как быть? Разве… разве решение не состоялось? Так почему же она — там? Сколько бы ни было работы, но ведь ей вырваться на несколько часов проще, чем Кедрину, да и не то что «проще», но он теперь не считал возможным…
Ирэн слушала, опустив глаза. Потом покачала головой.
— Поверь, — тихо сказала она, — мне трудно. Но я не знаю, не знаю…
— Ну, скажи «нет», — потерянным голосом сказал он.
Но я не знаю, не знаю…
— Ну, скажи «нет», — потерянным голосом сказал он. — Но я должен знать что-нибудь… Ведь нельзя так жить!
Она покачала головой, и Кедрин понял, что Ирэн не может сказать «нет». Но ничего другого тоже не может…
— Но ведь так не бывает! — сказал он.
— Ты не понимаешь… Если бы он был такой, как все… как ты… Но он другой! И пусть даже я… Я не могу, нельзя сделать ему плохо! Никто не должен!
— Не понимаю. Ну, опытнее. Пусть даже — умнее, пусть… Но ведь…
— Да, не понимаешь. Ум? Не это. Но его жизнь… Вся жизнь… Он отдал ее одному делу: Пространству. У него не было ничего, кроме кораблей. Были друзья, но большинства из них уже нет… И я. Для него это много, очень много… Это все, что Земля дала непосредственно ему, как ты не понимаешь. Так как же можно?
— Послушай, но каждый из нас…
— Нет. Мы живем не так. Работаем, отдыхаем, спим…
— Можно подумать, что он…
— Да. Ты не знал? Он ведь не спит. Да, да! Это всего лишь деталь, но… Он ведь летал. Летал много и хорошо, и если развернуть все его годы на количество пройденных миллионов километров, то немало придется на одну секунду. Но потом оказалось, что ему больше нельзя летать. Космос изнашивает человека быстрее, эта сумасшедшая охота за инфракрасными звездами в доступном нам пространстве. И он перешел на Пояс, хотя ему предлагали много работы на планете. По сути дела, он создал этот Пояс таким, каким мы его знаем. Но это не обошлось без последствий. Пусть здесь нет таких перегрузок, как в полетах, но радиационный фон выше, чем на Земле, а он очень много времени проводил в пустоте. И настал день, когда ему категорически приказали вернуться на Планету и больше не покидать ее.
— Наверное, это тяжело…
— Для него более, чем для кого-либо. Но он не сдался. Он обратился к медикам. Они как раз завершали разработку комплекса средств для устранения последствий облучения. Пока только на животных… Но он настоял — он умеет настаивать — и первым человеком, на котором это было испытано, стал он сам.
— Я бы не решился…
— Никто бы… Хотя бы потому, что это всегда было привилегией самих врачей — испытывать… Но он оказался упрямее. Его предупреждали, что могут быть всякие побочные действия… Что удача не гарантирована.
— Наверное, так и получилось; мы ведь не подвергаемся…
— Мы просто не замечаем этого: принимаем препараты с едой, даже вдыхаем. Но это теперь. А тогда… Он ответил, что никогда не брался за дело, успех которого был гарантирован. И врачи уступили.
— Это, конечно, вызывает уважение. Но…