То, что центр экономической силы смещается к азиатским странам, все вменяемые люди поняли больше десяти лет назад, если не раньше. Это надо принимать во внимание, но для нас от этого мало что меняется. Надо думать, куда продавать ресурсы, и Путин, по-моему, не очень нуждается в советах такого рода, потому что соответствующие трубопроводы в Китай уже строились. Переориентация нашего сырьевого экспорта на Китай находится в самом разгаре. И без данного доклада, глядя на текущие меры нашего правительства, можно примерно сказать, какой из сценариев считается более правдоподобным.
В докладе говорится и о гонке инноваций. Но эта гонка идет весь XX век и значительную часть века XIX. Здесь ничего нового нет, и сейчас ни один экономический документ не имеет шансов на прохождение, если в нем нет слов об инновациях. Ежу понятно, что без технического прогресса делать в современной экономике нечего. Это говорил и Маркс, хотя и он не был первооткрывателем. Интересно здесь другое: каким же образом собираются создавать у нас новую экономику и чем руководители экономики занимались раньше на протяжении последних двадцати лет?
Также в документе говорится об институциональном развитии. Это в некотором смысле синоним термина «производственные отношения». В свое время мы его часто повторяли, правда, тоже не очень его понимая. А речь идет о материальной инфраструктуре экономики и об отношениях хозяйствующих субъектов. Действительно, не может быть инфраструктуры для инновационной экономики, если самой инновационной экономики нет. Не может существовать некая конструкция, которая ничем не занята. Да и как она появится? В этом смысле, возразить докладу нечего. Правда, там есть намек, что сырьевой экспорт из-за роста цен на сырье будет нам приносить все больше и больше.
Сырьевые экономики не выигрывают у тех, кто занимается высоким уровнем передела, поскольку они найдут способ свои затраты на более дорогое сырье компенсировать за счет готовой продукции. У нас об этом говорил еще Менделеев применительно к сельскохозяйственной ориентации. Упрощенно говоря, если мы экспортируем сахар, то будем дороже платить за импортируемую карамель. Мы это и видим: продаем нефть, а платим за импортные продукты питания. Здесь все понятно, и это мы проходили еще при царях. Наша конкурентоспособность снижается, мы все сильнее и сильнее отстаем. То мы отставали от Европы и Японии, теперь и от Китая. Конца этому не видно.
В мире имеет значение платежеспособный спрос. Купить мы можем только то, за что можем заплатить. Причем заплатить только тем, что заработали на мировом рынке. Но таких возможностей все меньше и меньше. Наш спрос не имеет перспектив к значительному расширению. Понятно, что поправить положение можно на базе экономической политики, включающей в себя протекционистские меры. Это доказано и развитием США на базе серьезного и последовательного протекционизма, об этом свидетельствуют и успехи российской дореволюционной индустриализации. Но протекционизм противоречит все той же либеральной доктрине, которая господствует у нас последние двадцать лет.
Далее, — судя по тому, что пишут в СМИ, у нас в стране намереваются вернуться к практике складывания нефтегазовых сверхдоходов в «кубышку». Изменится ли в ближайшее время эта политика? Есть обоснованное мнение, что люди на протяжении своей жизни не меняются, и основная система взглядов формируется очень рано, говорят даже, что в пять лет. Надеяться на перековку человеческой личности не приходится. Это можно выразить и русской поговоркой «хоть кол на голове теши».
Как мне кажется, у того состава правительства, который занимается у нас управлением экономикой, есть определенный набор инструментов, и трудно сказать, совсем ли он негодный: ведь чисто теоретически можно представить и гораздо более серьезные потрясения в нашей экономике. Известно, что мы перенесли последний финансовый кризис, начавшийся с 2008 года, наверное, хуже всех более или менее значимых экономик. Мы входим в БРИК, но по результатам экономического развития, как я уже говорил, у других членов этой организации — рост, а у нас — падение, причем более сильное, чем у других экономик, пострадавших от кризиса. В этом — суть проблемы, и не нужны никакие эмоциональные оценки, а вполне достаточно голой фактуры. Можно уверенно сказать, что с этой командой у нас не будет никакого экономического развития — ни инновационного, ни какого-то еще. Будет то, что было, и дай Бог, если все это будет происходить хотя бы без потрясений.
Политика накапливания «кубышки», а потом ее растрачивания напоминает жизнь белочки, которая осенью собирает орешки в дупло, а зимой их ест. У нас есть тактика «тришкиного кафтана», и с этой точки зрения она небезуспешна, потому что что-то латается, что-то заделывается. Ничего похожего на экономическую политику Китая или Индии у нас нет. У нас нет никакого плана развития, нет никаких идей, на основании которых этот план можно было бы строить, и возникает ощущение дежавю: то, что говорится сейчас, говорили и раньше, только другими словами. Во время перестройки говорили об ускорении, потом говорили о необходимости новых технологий, а ведь нет большой разницы между «новыми технологиями» и «инновациями». Говорившие, наверное, и сами-то не понимали, что имели в виду, а в результате мы имеем то, что имеем.