Самое смешное, однако, заключалось в том, что положение вовсе не было таким уж безнадежным. Арракин, защищенный кольцевой цепью гор, оставался городом, практически нетронутым войной. Система противовоздушной обороны, которой справедливо опасался Кромвель, сохраняла боеспособность буквально до последнего часа. Провианта, боеприпасов и ГСМ защитникам столицы хватило бы как минимум на год самой отчаянной осады, то же относится к госпиталям, лекарствам и прочему. Более того. Еще три дня после Хорремшаха оставалась открытой дорога на Хайдарабад, на которой вообще не было никаких войск.
У Атридеса были все возможности, дав войскам несколько дней на отдых, пополнение и переформирование, нанести ответный удар через никем не занятый Панджшер Кромвелевские армии, в полном беспорядке раскиданные по пустыне — без припасов, зачастую без патронов, без поддержки с воздуха, — эти армии представляли собой легкую добычу, и будь на месте Муад’Диба все тот же Дж. Дж., он не упустил бы подобного шанса и сравнял счет.
Этот стиль мышления и сыграл с маршалом скверную шутку. Не в силах представить себе, как можно все бросить и не воспользоваться преимуществами такой великолепной позиции, как Арракин и Панджшер, Кромвель принял коматозное состояние Муад’Диба за некое изощренное коварство, а развал армии северян — за военную хитрость. После Хорремшаха маршал мог войти в Арракин в сопровождении одного ординарца и спокойно забрать все, что там было, включая императора — но Кромвелю это просто не пришло в голову, и война продолжалась, хотя противника как такового уже не существовало.
После битвы на всем пространстве пустыни творилось нечто невообразимое; не будет большим преувеличением сказать, что в образовавшемся хаосе вообще было непросто разобрать, кто же победил. Множество подразделений в трехсуточной горячке боя оказалось бог знает где без горючего, провианта, воды, и, что хуже всего, без связи. Войска Фейда?Рауты, прорвавшиеся на северо?запад, застряли в ущельях Хасан?Дага и, несмотря на свирепые приказы Кромвеля, никак не могли повернуть на восток, к Арракину; авиация, спалив в воздухе основные, резервные и аварийные запасы горючего и расстреляв «до железки» боеприпасы, временно перестала существовать как род войск, будучи в полном беспорядке рассеяна по периметру и самим полям сражений.
Кромвель сутки отсидел в операторской, не снимая наушников, и пытаясь даже не столько навести порядок, сколько понять положение вещей — кто, где и как, и еще сутки мотался на гравицикле по оказавшимся в отрыве от основных сил частям. Лишь через два дня в армии началось какое?то согласованное движение — убитых и раненых повезли на юг, топливо, запчасти и боеприпасы — на север, а поредевшие разрозненные войска потянулись туда, куда их направляли приказы.
Двадцать пятого августа командиры собрались на совещание в самом Хорремшахе, в неказистой залатанной палатке, где и находилась ставка главнокомандующего. Стали выясняться интересные вещи. Муад’Диб со своей гвардией — не то десять, не то двадцать тысяч человек — сумел?таки вырваться из огненного кольца, и, поднявшись по Панджшерскому ущелью, ушел в защищенный горами Арракин, где и засел с неясными пока намерениями.
Зато Беназиз аль?Рахим, фанатичный глава фрименской диаспоры на Караим?Тетра, попал в плен со всей своей четырехтысячной группировкой. Его краткие теледебаты с Кромвелем впоследствии имел удовольствие наблюдать весь мир.
— Чего ты хочешь, Серебряный? — с достоинством спросил Беназиз — видимо, он надеялся, что Кромвель собирается как?то его использовать для переговоров с фрименскими общинами за пределами Дюны. — Мы в твоих руках.
— Как чего? — наивно удивился маршал. — Того же, чего и вы. Вы ведь пришли сюда умереть за Муад’Диба?
— Мы пришли сюда сражаться за Муад’Диба, — с гордым спокойствием отвечал Беназиз.
— Нет?нет?нет, — радостно воскликнул Кромвель и даже с отеческим добродушием погрозил собеседнику пальцем. — Ты просто позабыл. Дайте запись.
Маршал подготовился к разговору. На кассете Беназиз аль?Рахим неистово раздирал горло криком: «Умрем за Лисан аль?Гаиба! Умрем за Муад’Диба!»
— Вот видишь, — добродушно попенял ему Дж. Дж. — Нехорошо иметь такую короткую память.
Горделивое спокойствие слетело с Беназиза одним махом. Он мгновенно сделался покорным и раболепным, и завилял с некой ласковой хитрецой, но перехитрить и перелукавить маршала бело делом нелегким.
— Беназиз, что же ты не был таким вежливым раньше? Не надо, не надо, не огорчай меня. Ты хотел умереть, и те, кого ты привел с собой, тоже хотели умереть. Вот вы и умрете. — и обратился уже к кому?то в сторону. — Убейте их.
Южане, чьи потери тоже были немалыми, переживали небывалый подъем. «Зверь в берлоге!» — говорили все, в том числе и командиры, собравшиеся на совет в потрепанной па латке с земляным полом.
Кромвель первым делом охладил их пыл.
— Не вижу особых поводов для восторга, — сухо произнес он. — Да, мы держим Муад’Диба за горло — но и он держит нас. Мальчик оказался умнее, чем я думал… его отступление в Арракин — сильный ход, очень сильный.