Увы, эта крупная, хорошей скульптурной лепки голова сидела на вытянутой хрупкой шее, казавшейся странно коленчатой из?за острого кадыка, и узких покатых плечах.
Эти особенности фигуры императора впоследствии доставляли дизайнерам немало мучений — шею и плечи Муад’Диба маскировали стоячими воротниками, подкладками и вообще широкой свободной одеждой из плотных тканей. Недостаток роста компенсировали каблуками, а машины, мебель и даже ближайших охранников подбирали выверенных сниженных габаритов.
Но дело не только в анатомии. Во всей фигуре Пола, в его позах и движениях постоянно сквозит наигранная, показная самоуверенность, почти ярмарочное бахвальство, придающее ему неестественность провинциального трагика. Какое?то неведомое препятствие помешало объединенной философии стилей «когти дракона» и «журавль и змея» принести Муад’Дибу душевное и физическое спокойствие. Немудрено, что величественная походка и манеры императора стоили хореографам и постановщикам громадных усилий и потраченных нервов, и все же оттенок дешевой театральности преследовал Муад’Диба до конца дней.
К середине девяностых годов обыкновенно относят возникновение двух легенд о жизни Пола Муад’Диба. Первая — это история гибели старшего сына Пола, Лето Атридеса?младшего. Вообще, дети Муад’Диба, их загадочное появление на свет и еще более непостижимая смерть с непременным последующим воскрешением — это целый эпос, но Лето?младший даже в их ряду стоит особняком, как уж и вовсе апокрифическая фигура. О рождении его толком ничего не известно, кончина, не менее таинственная, приключилась в сказочном девяносто третьем году, во время резни, якобы устроенной императорскими головорезами?сардукарами — побоища, сочиненного авторами официальной версии, и подразумевающего резню двести первого года. Проблема в том, что ни в девяносто третьем, ни в двести первом сардукары никаких зверств на Дюне не чинили, и смерть мифического дитяти от рук мифических извергов рождает вопросы и сомнения. За туманной занавесью легенды мы находим два реальных факта: во?первых, после гибели безвинного младенца память о нем странным образом начисто вылетает у всех из головы — в последующие двадцать с лишним лет ни один человек, включая мать и отца, не то что не проронил ни слезинки, но даже ни разу не упомянул о юном страдальце, как если бы его и не было; во?вторых, в многотомной истории болезни Чани Кайнз руками многих авторитетных медиков (и к этому нам еще предстоит вернуться) в разные годы подробно расписано, как и почему она не может иметь детей. Клонирование у фрименов было запрещено, об усыновлении какого?то ребенка тоже никаких данных нет, так что, скорее всего, Лето?второй был плодом не супружеской любви, а литературного творчества.
Вторая легенда куда красочней и романтичней, нежели вклеенный для выжимания слезы эпизод с несостоявшимся наследником. Ведь Пол Муад’Диб не просто герой и освободитель, он еще и квизац хедерах, пророк, ясновидящий: стоит ему выпить Воды Жизни (экстракт гомогенизированных тканей эмбриона песчаного червя) — как он обретает способность различать в грядущем переплетение нитей бытия, узлы времени и еще бог знает что, а к концу жизни Атридес и вовсе начал видеть без помощи глаз. Здесь трудно сказать что?то определенное кроме того, что все эти истории абсолютно ничем не подтверждены и что сам император, судя по записям его разговоров, напротив, в свои чудесные способности искренне верил. За два десятилетия правления Пол Муад’Диб показал себя не слишком утонченным интриганом и откровенно бездарным администратором и полководцем — если это и есть проявление пророческого дара, то невольно согласишься с тезисом, что мистика и реальная жизнь никак друг с другом не связаны.
Зато настоящим, неподдельным героем — вернее, героиней того времени была леди Джессика. Ей не надо было учить язык — она знала арабский и чакобзу еще со школы ордена, кроме того, она единственная из всей семьи успела прочесть все предоставленные им материалы по фрименам и Дюне.
Благодаря уму, выучке и интуитивному чутью она без всяких спайсовых настоек видела людей насквозь и мгновенно разобралась в сложных родственных отношениях хайдарабадского клана — выслушав ее первые суждения, Стилгар сразу же сделал Джессику Верховной Преподобной Матерью, дав ей, таким образом, высший духовный чин, и безоговорочно допустил в святая святых руководства. В отличие от герцога Атридеса, эмира совершенно не волновало, кто и как подумает о том, что он слушается советов женщины — Абу Резуни была нужна сама власть, а не ее показной фасад. Джессика прекрасно ориентировалась в международных делах, она сохранила связь с вездесущими Бене Гессерит, и в дальнейшем вся подготовка арракинской революции, все переговоры с эмиссарами ландсраата проходили при ее участии и под ее контролем. Перу Джессики принадлежит необычайно глубоко обоснованная программа постимперского развития Дюны — если бы Пол следовал рекомендациям матери, вполне вероятно, судьбы Арракиса могли сложиться иначе. Но ни в какие времена властители не любили ни слишком умных советников, ни мудрых советов.