Но именно Джессика первая указала сыну на самую что ни на есть реальную, а не мифическую опасность, выраставшую из его сознательного помрачения души. Этим ощущением тревоги, надвигающегося ужаса пронизаны все ее обращения к Полу; имя и суть ее пророческих предостережений некогда великолепно выразил Дали в своем бессмертном полотне — предчувствие гражданской войны. То, что упорно отказывается замечать Пол, для Джессики ясно, как божий день: фримены втянуты в рискованную политическую склоку, в беспощадное столкновение чужих интересов, спайсовый кризис нарастает, и если твердой рукой не удержать ситуацию, начиненная оружием Дюна быстро превратится в пороховую бочку. Магрибские кланы уже противопоставили себя всей остальной пустыне, и при неумном правлении малейшая перемена властных ветров заставит конфликт запылать ярким пламенем. На первых порах от Муад’Диба требуется совсем немного: объявить сход родов обоих Рифтов, включая оппозиционные Южные Эмираты, и ввести что?нибудь наподобие самой пустяковой конституции — уже это разрядило бы обстановку и направило неурядицы в русло переговоров. Но фримены больше не занимают Муад’Диба, он поглощен играми с парламентом и Гильдией, что же до нормализации положения на Дюне, то нового Махди хватает лишь на то, чтобы с попугайской заученностью повторять одну и ту же фразу: «То, что получат Свободные, даст им Муад’Диб». Однако что же именно Пол собирался дать соплеменникам, так и осталось загадкой.
Джессика наблюдала за маневрами Пола с чувством растерянности и отвращения. Менее всего она ожидала, что сын променяет все их совместные планы, все свое воспитание на торопливо склеенную маску великого святого воина и самодержца, и какое?то время честно пыталась образумить увлекшегося императора. Последовала серия «ледяных скандалов», как позже выразилась Алия. Почти год длится эта тщетная борьба, и лишь окончательно убедившись в бесплодности усилий и ввиду явной угрозы для жизни — у Джессики нашлось немало сторонников, и Пол не собирался это терпеть — она принимает решение столь же печальное, сколь жесткое и бесповоротное — навсегда покидает Дюну и возвращается на Каладан.
Последовала серия «ледяных скандалов», как позже выразилась Алия. Почти год длится эта тщетная борьба, и лишь окончательно убедившись в бесплодности усилий и ввиду явной угрозы для жизни — у Джессики нашлось немало сторонников, и Пол не собирался это терпеть — она принимает решение столь же печальное, сколь жесткое и бесповоротное — навсегда покидает Дюну и возвращается на Каладан. На Каладане Джессика получила звание почетного сенатора и пережила Пола почти на тридцать лет, ни разу с ним, больше не встретившись.
* * *
В августе двести седьмого года она пишет Алие: «Ключевые слова тут — ответственность и достоинство. Наша жизнь — это люди, которые нас окружают, каждый из нас, вольно или невольно держит в руках нити чужих судеб и отвечает за жизнь, по крайней мере, самых близких. Вина твоего брата в том, что он взял на себя ответственность за судьбы тысяч людей и бросил, и погубил их. Нельзя слагать с себя ответственность, как бы ни был тяжек ее груз, ибо расплата будет еще тяжелей. Пол обманул доверившихся ему, и у вас уже идет война, она станет еще страшней, и как же глупо надеяться избежать ее зева.
Что же касается достоинства, то не будем лукавить, дочка, мы не простые люди, по воле случая облеченные властью. У нас есть осознание возложенной на нас ответственности, у нас есть происхождение и образование, мы патриции, мы избранные. С нас другой спрос, и мы должны вести себя, всегда помня, что нам положен иной суд и иная мера. Пол забыл об этом, гнев, самолюбие и желание отомстить всему миру затмили его разум и заставили потерять представление о достоинстве».
В отличие от Джессики, Гарни Холлек предпочел остаться на Дюне, и ему суждено было в полной мере испытать на себе, каковы теперь взгляды его питомца на старую дружбу и природу власти. Балагур, весельчак, музыкант, первый клинок Империи, любимец покойного герцога Лето Атридеса, Гарни продолжал служить его сыну, даже зная правду о смерти своего старого хозяина. Если считать, что Джессика возглавляла дипломатическое ведомство Муад’Диба, а Стилгар вел национальную политику, то Холлек был военным министром и командиром спецназа одновременно. Упрочившись на таком высоком посту, он, вероятно, решил, что старое окончательно похоронено и надо смотреть вперед, но недооценил, с какой поистине отцовской серьезностью Пол относится к престижу власти.
Смерть его произошла при обстоятельствах, подозрительных даже для этой, полной лжи и крови, истории. Единственным свидетельством служит заявление самого Пола Муад’Диба, сделанное им в одной из своих речей, и смысл его сводится к следующему: шестнадцатого сентября, то есть в разгар коронационных торжеств, поступило сообщение, что в горах Центрального Рифта, на траверзе Арракина замечена группа боевиков Феллах?эт?Дина. Гарни Холлек со своими людьми вылетел разобраться, в чем дело, в стычке погиб от случайной пули и, продолжал император, «навеки почил в той земле, за которую отдал жизнь».