— Очень вам сочувствую, — довольно небрежно сказал Алеша, на самом деле, не испытывая к бедному страдальцу никакого сочувствия.
— Так как же вам удалось распознать его интриги и козни?! — опять спросил Василий Иванович.
Я посмотрела на мужа. Он слегка замялся, явно не собираясь рассказывать Василию Ивановичу как все было на самом деле, и, не моргнув глазом, соврал:
— Это все моя жена, — без тени улыбки сказал он, — ей приснился вещий сон о том, что вам грозит смертельная опасность. Тогда она погадала на кофейной гуще и поняла, что вас кто-то хочет извести ядом. Пришлось срочно закладывать лошадей и сломя голову скакать сюда.
Когда Алеша заговорил обо мне, У Василия Ивановича появилась возможность открыто любоваться мной, и я поняла, что он не просто благодарен мне за спасение, а страстно вожделеет меня как женщину. Он даже незаметно сунул руку под одеяло и поменял позу, чтобы Алеша ничего у него не заметил.
— Ах, если бы вы только знали, как я вам благодарен, — сказал мне Василий Иванович, со слезами на глазах. — Вы спасли меня не только от тирана, вы вернули мне душу!
Алеша скептически хмыкнул, но я, доподлинно зная, что он имеет в виду, тоже чуть не прослезилась.
— Теперь вы мне самые близкие люди и я хочу, чтобы вы все знали обо мне, — продолжил Трегубов. — Я ничего от вас не утаю!
Все-таки, какими мужчины бывают разными! Василий Иванович был сама чувствительность, а Алексей Григорьевич, вместо того, чтобы с сочувствием выслушать исповедь страдальца, подавил зевок и про себя назвал Трегубова сентиментальным придурком и тунеядцем.
Мне стала так неприятна его черствость, что я впервые серьезно на него обиделась. Чистая душа Василий Иванович, сам, до слез умиляясь своему простосердечию и благородству, повел рассказ о своей тяжелой юности, притеснениях, которые претерпел по малолетству и доброте великой государыни, отметившей его скромные таланты.
Он говорил так хорошо и искренно, что в самых чувствительных местах рассказа, я невольно проливала слезы. Я была готова рыдать, над его тяжелой судьбой, но меня все время отвлекал Алеша, возмущая, полным непониманием того, что слышал. И вдруг, когда Василий Иванович повествовал о самом трудном моменте своей жизни, о том, как Вошин коварно принуждал его жениться на Аграфене Михайловне, он вдруг его прервал, встал с кресла и сказал, что ему нужно осмотреть комнату злодея, возможно в ней отыщутся еще какие-нибудь следы готовящегося преступления.
Не стану спорить, я много почерпнула у Алеши из его памяти, образа мышления, но при том я смогла не потерять свого самого главного достоинства, я осталась возвышенной и доброй! Мало того, тонкой, чувствительной и благородной! От обиды за бедного Трегубова у меня, сами собой потекли из глаз слезы.
Неприятно-пораженный черствостью Алексея Григорьевича, Василий Иванович, не подавая вида, как ему больно равнодушие к своему искреннему рассказу, тотчас отдал необходимые распоряжения. Алеша со старичком Платоном Карповичем и двумя лакеями пошли в комнаты Вошиных, и мы с Василием Ивановичем на несколько минут осталась вдвоем, с глазу на глаз! Я точно знала, чего он более всего в жизни хотел в ту минуту, но не подала даже вида что понимаю и даже вижу его страсть, и скромно опустила глаза.
— Ах, голубушка моя, Алевтина Сергеевна! — заговорил он своим нежным голосом. — Мы с вами так мало знакомы, но мне кажется, что я знаю вас целую вечность! А вам так не кажется?
— Кажется! — против своей воли, воскликнула я, и покраснела.
— А вы верите в любовь с первого взгляда?
— Верю, — ответила я и добавила, — но я замужем!
— Да, да, я знаю, Алексей Григорьевич прекрасный, достойный человек. Я сознаю, как много ему обязан… Но лишь я увидел вас… Ах, оставьте мне надежду, когда-нибудь потом, когда мы станем старыми, и вдруг, вы окажетесь свободны, считать вас своею!
От волнения он задохнулся и его прекрасное бледное лицо, обрамленное темно-русыми кудрями, смертельно побледнело. Я, испугавшись за его здоровье, бросилась к нему и на какое-то мгновение наши руки встретились, и меня всю словно пронзила стрела Амура. Василий Иванович попытался меня удержать, потянул к себе, но силы его были на исходе, и я вырвалась.
— Ах, Василий Иванович, прошу вас, заклинаю, никогда так больше не делайте, — воскликнула я. — Я люблю своего мужа и на век останусь ему верна!
— Да, да, конечно, — ответил он, — вы в своем праве Алевтина Сергеевна, но я молю вас подарить мне только один невинный поцелуй! Всего лишь братское совмещение уст!
Однако я была достаточно опытна, чтобы не верить лживым мужским посулам и, хотя в мыслях Василия Ивановича не было особенного коварства, он был так слаб, что и правда мечтал только о поцелуе, но я отступила в глубину комнаты и опустилась в дальнее от него кресло.
— Ах, Алевтина Сергеевна, зачем вы казните меня своей холодностью, — грустно сказал он, но я осталась непреклонной и правильно сделала…
Вдруг, в спальню без стука ворвался старичок Кузьма Платонович с известием, что в сундуках Вошина нашли несметные сокровища. Василию Ивановичу в ту минуту было не до бывшего товарища, он мечтал совсем о другом сокровище, но известие его все-таки взволновало.