Женщинам гулять по городу, без сопровождения мужчин было не принято, и мне пришлось ограничиться усадьбой Котомкиных. Она была довольно обширна, за жилым домом, сараями, конюшней, располагалась мастерская, дальше начинался огород, а в конце, возле самой ограды, баня. Я дошла до дальней изгороди и присела на бревнышке в тени ореховых кустов. День выдался жаркий, но тут было прохладно. Я прислонилась спиной к частоколу, закрыла глаза, и попыталась отвлечься от всех треволнений и неразберихи последних дней.
— Ты чего это здесь спишь, больше негде? — вдруг раздался надо мной мужской голос.
От неожиданности я вздрогнула и открыла глаза. Наклонившись надо мной, стоял беглый солдат Иван. Когда он подошел, я не услышала.
— Жарко, — неопределенно ответила я. — Ты меня напугал, я не слышала, как ты подошел.
Он ничего не сказал, сел рядом со мной и спросил:
— Их благородие уехали?
— Да, его вызвали к раненному, — ответила я.
Разговаривать нам вроде было не о чем, но он не уходил, задумчиво смотрел в сторону дома, и, я видела, искоса меня рассматривал. Самое неприятное, что я по-прежнему не слышала его мыслей.
— Как я посмотрю, ты Алевтина не простая женщина, — вдруг ни с того, ни с сего, сказал он.
— Ты тоже не простой человек, — почти против воли сказала я.
Он не удивился такой проницательности и согласно кивнул:
— Мы все другого поля ягоды. Может быть, познакомимся?
Я поняла, что он имеет в виду, и согласилась:
— Давай, только раз ты вызвался, тебе и начинать.
— Может ты и права, я начал разговор мое первое слово. Я беглый солдат, — сказал он и замолчал.
То, что он в бегах я знала и так.
— Ну, а я бывшая солдатская вдова, теперь вот, замужем за Алексеем Григорьевичем.
— Кто ты и откуда, я слышал, только на деревенскую девчонку ты никак не похожа. На благородную тоже, — сделал он мне не самый приятный комплимент, — хотя и говоришь по-французски. Руки и ноги у тебя крестьянские.
Я невольно спрятала босые ступни под подолом сарафана.
— А ты случаем, не Шерлок Холмс? — задала я вопрос, который задал бы на моем месте Алеша.
Иван удивленно на меня посмотрел и отрицательно покачал головой. Кто такой Шерлок Холмс он не знал, а вот я уже знала, это такой известный аглицкий сыщик!
— Ладно, не хочешь говорить, не говори, — обижено сказал он. — Я думал, мы с тобой сможем договориться!
— Тогда сам первый не ври!
— А я и не вру. Я, правда, сбежал от солдатчины!
— Тогда и я всего лишь простая деревенская девушка, — спокойно сказала я. — Только я умею понимать чужие мысли, а вот твои не могу!
— Как это мысли понимать?! — воскликнул Иван, что называется, вытаращив на меня глаза.
Я подумала, что не много потеряю, если скажу правду. В крайнем случае, всегда можно будет отказаться от своих слов. К тому же кому-то из нас все равно нужно было взять на себя инициативу откровенного разговора.
— Очень просто, я слышу, о чем думаю все другие люди, а вот тебя почему-то не слышу!
Лицо у солдата стало растерянное и, пожалуй, глупое. Он, долго не мигая, смотрел на меня, не в силах понять, правду я говорю или шучу. Потом снял с головы шапку и отер со лба пот рукавом холщовой рубахи.
— Неужто, правда, ты можешь понимать чужие мысли?
— Могу, — коротко сказала я, — а вот тебя почему-то не получается.
— И доподлинно все понимаешь?
— Мало того, могу перенимать чужую память, — не удержалась похвастаться я.
Он задумчиво покачал головой и улыбнулся.
— То-то, когда я с тобой разговариваю, чувствую, будто у меня внутри головы что-то свербит! А оно вон что оказывается! Дела! Который век живу, такого чуда не встречал! Видел догадливых, проницательных, но чтобы которые мысли читали, не встречал!
Когда он сказал, «который век живу», мне показалось, что он оговорился, и я уточнила:
— И который век ты живешь?
Иван опасливо на меня посмотрел, покачал головой, но ответил:
— Покуда, второй.
— Это сколько ж тебе тогда будет лет? — спросила я, но он не торопясь отвечать, сам спросил:
— Да ты никак счет знаешь?
— Знаю, кроме того, и грамотой владею, — не без гордости, ответила я.
— Ишь ты! А вот я так и не сподобился выучиться. А лет мне, Алевтина, много, родился я во второй год правления Алексея Михайловича.
Кто такой Алексей Михайлович, я не знала, хотела уже спросить, что это за царь и когда он правил, как знание само собой всплыло в памяти.
— Алексей это сын первого Романова, отец Петра Великого? — уточнила я.
— Он самый, — кивнул Иван и посмотрел на меня с нескрываемым испуганным почтением.
Понятно, что бы я ему о себе не говорила, для него я по-прежнему оставалась простой деревенской дурочкой и то, что я откуда-то знала о давно умерших царях, Ивана испугало. Однако он все равно не хотел до конца сдаваться и задал мне новую загадку.
— Раз ты счет знаешь, сама и сосчитай, сколько мне теперь лет!
Я попыталась вспомнить, с какого года правил царь Алексей Михайлович, но никаких мыслей в голове по этому поводу, не появилось. Наверное, и Алеша этого не знал. Единственная всплывшая в памяти дата, был 1683 год, начало правления его сына Петра I.
— Выходить тебе сто пятьдесят лет, — глубокомысленно помолчав, наобум, сказала я, а по виду больше двадцати пяти не дашь!