Гольго вздохнул.
— Мы так и не поняли, почему их выбросили в катакомбы, возможно, прямо на свалку Негорода. Наверное, букваримики ждали от своих экспериментов других результатов.
Живые книги! Невероятно. Книжнецы правы: «Золотой список» — ничто против их сокровищ.
— Выносливые, однако, существа, — сказал я, — если выкарабкались из Не города.
— Твоя правда! — воскликнул Кип. — Ходят слухи, что они в катакомбах эволюционируют. Говорят, есть даже опасные экземпляры. Эти будто бы умеют летать и кусаться. А еще они спариваются с опасными книгами.
— И замок Тенерох ими населен, — сказал Данцелот. — Я слышал…
— Хватит бабушкиных сказок! — загремел Гольго. — Мы собирались показать гостю библиотеку, а не пугать его страшными байками.
— А за счет чего они живут? — спросил я. — Чем питаются?
— Я их кормлю в свободное время, — ответил Данцелот. — Больше всего они любят книжных червей.
Тут машина как будто решила, что мы достаточно насмотрелись на живые книги, и полка сперва поднялась вверх, а потом удвинулась в глубину. На ее место встала другая, живые книги исчезли.
— Не будем тебя утомлять, — сказал Гольго. — Можешь оставаться у нас, сколько пожелаешь. У нас будет еще много времени. На сегодня ограничимся этим.
Подойдя к перилам, он заглянул вниз в Кожаный грот.
— Тебе уже многое про нас известно. — Его голос зазвучал вдруг торжественно. — Теперь тебе пора познакомиться с нашими сородичами. Во второй раз в истории нашего народа такой чести удостаивается некнижнец. Кипьярд, Данцелот, оповестите всех, чтобы собирались на ормование!
Ормование
На ормование? Звучит как старомодный обычай. Это как-то связано с унаследованной верой в Орм? Или, может, на языке книжнецов это означает «обед», и они сейчас сбегутся, чтобы сообща мной полакомиться? Фистомефель Смайк, Клавдио Гарфеншток, Хоггно Палач — в последнее время на мою долю выпало слишком много сюрпризов, после такого трудно кому-то доверять.
Данцелот и Кипьярд побежали разносить новость. Другие книжнецы передавали ее дальше. По Кожаному гроту она распространилась как лесной пожар, и уже через несколько минут гул голосов и эхо слились в единый хор: «На ормование! На ормование!»
Собравшись с духом, я спросил:
— А что это… Такое… э… ормование?
— Старинный варварский ритуал, во время которого с тебя живьем сдерут кожу, а после мы тебя сожрем, — ответил Гольго.
— Сам понимаешь, мы же циклопы.
Я отшатнулся, колени у меня задрожали.
— Шучу, — усмехнулся Гольго. — Ты в замонийской литературе хорошо разбираешься?
Надо успокоиться, сказал я себе, но шуточки книжнецов действовали мне на нервы.
— Немного. У меня был хороший крестный в литературе.
— Тогда получишь удовольствие. Слушай внимательно. Мы, конечно, можем тебе сейчас представить всех до единого книжнецов с именами их писателей, и на том покончить, ясно?
— Ясно. — Кто бы мне объяснил, к чему он клонит?
— Но где тогда удовольствие? И завтра ты бы снова все забыл. Или перепутал. Ясно?
— Ясно.
— Поэтому каждый книжнец предстанет перед тобой лично, а ты должен будешь угадать, как его зовут.
— Что?
— Поверь мне, так ты гораздо лучше запомнишь имена. Происходит ормование так: каждый книжнец выбирает из собрания сочинений своего писателя характерный отрывок — тот, при написании которого, на его взгляд, по жилам автора с наибольшей силой тек Орм. Эти строчки он тебе процитирует. Если ты хорошо разбираешься в замонийской литературе, то большинство угадаешь. Но если ты ее не знаешь совсем, то страшно опозоришься. Это мы и называем ормованием.
Я с трудом сглотнул. Силы небесные, а так ли хорошо я знаю замонийскую литературу? По каким меркам тут судят?
— Должен тебя предупредить, — таинственно прошептал Голь-го, — у некоторых книжнецов престранные критерии при выборе отрывков. Я даже подозреваю, что кое-то намеренно выбрал нетипичные, чтобы их труднее было отгадать.
Мне пришлось снова сглотнуть.
— А нельзя просто назваться и на том покончить? — предложил я. — У меня хорошая память на имена.
Но Гольго уже отвернулся и грозно крикнул:
— На ормование! На ормование! Собирайтесь все на ормование!
А после повел меня с галереи вниз к подножию машины, где книжнецы уже образовали большой круг. Сбежать я не мог, и теперь они бесцеремонно меня разглядывали, буравя сияющими и проницательными циклопьими глазами. Я почувствовал себя, словно был голым и под микроскопом. Призывные крики постепенно смолкли, и воцарилось напряженное молчание.
— Перед вами, мои дорогие книжнецы, — возвестил в тишине Гольго, — стоит Хильдегунст Мифорез. Он приехал к нам из Дра-конгора, и он начинающий писатель!
По собранию прокатился шепоток.
— Книгородцы затащили его в катакомбы, где он заблудился. Чтобы сохранить его от верной гибели, Кипьярд, Данцелот и ваш незначительный покорный слуга… — тут Гольго сделал небольшую паузу, очевидно, чтобы стало понятнее, как неуместно здесь слово «незначительный», но никто на это не среагировал, — …эээ… решили, пригласить его на время к нам.
Вежливые аплодисменты.
— В следующие дни мы будем иметь удовольствие принимать у себя настоящего писателя, пусть даже он еще ничего не опубликовал. Но все мы знаем, что это лишь вопрос времени, ведь он уроженец Драконгора. Стать писателем — его предназначение. Возможно, мы даже сумеем поспособствовать его карьере.