Мистер Триббл берет меня за руку и говорит?
— Форрест, пора отсюда сматываться — ты уже сегодня навидался полиции.
И это было в самую точку.
В общем, вернулись мы в отель, и мистер Триббл собрал новое совещание.
— Форрест, — говорит он, — мне кажется, у нас ничего не получится. Ты фантастический игрок, но у тебя есть и не самые удобные черты характера. То, что произошло сегодня — это просто кошмар, если выразиться помягче.
Я кивнул, а Сью скорчил печальную рожу.
— Итак, вот что я собираюсь сделать. Ты хороший парень, Форрест, и мне не хотелось бы бросать тебя в Калифорнии, так что я организую ваш вместе со Сью отъезд в Алабаму, или куда захотите. Я знаю, что тебе нужно немного наличных, чтобы начать свой бизнес, и я подсчитал, что за вычетом расходов, твоя доля выигрыша состоваляет примерно пять тысяч долларов.
Мистер Триббл вручил мне конверт. а в нем лежала целая пачка стодолларовых бумажек.
— Я желаю тебе успеха в твоих начинаниях. — говорит он.
Он вызвал такси, и нас отвезли на вокзал. Там он распорядился, чтобы Сью соорудили коробку в багажном отделении, и договорился, чтобы мне разрешили навещать его и носить ему еду и воду. Носильщики погрузили Сью в ящик и унесли.
— Ну что же, Форрест, счастливо, — говорит мистер Триббл и пожимает мне руку. — Вот моя визитная карточка — если что, звони мне, держи меня в курсе своих дел, хорошо?
Я взял карточку, пожал ему руку, и расстался с ним — мне было очень жаль, что я подвел этого замечательного человека.
— Вот моя визитная карточка — если что, звони мне, держи меня в курсе своих дел, хорошо?
Я взял карточку, пожал ему руку, и расстался с ним — мне было очень жаль, что я подвел этого замечательного человека. Я сел на свое место, выглянул в окно, и увидел на перроне мистера Триббла. Когда поезд тронулся, он помахал мне рукой на прощание.
Вот так я уехал из Лос?Анжелеса. Всю ночь мне снились сны — как я приеду домой, и о маме, и о старине Баббе, и о креветках, и само собой, о Дженни Керран. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы я не был так одинок.
24
В общем, вернулся я домой.
Поезд прибыл на вокзал Мобайла в три утра, выгрузили ящик со Сью, и мы остались вдвоем на перроне. Кругом никого, кроме парня, подметавшего перрон и другого парня, дремлющего в кассе. Мы пошли в центр и наконец, нашли себе местечко переночевать в заброшенном доме.
Утром я раздобыл на пристани бананов для Сью, а себе купил в какой?то забегаловке большущий завтрак с яйцами, ветчиной, блинами и прочим. Потом я решил, что пора нам как?то определяться, и пошел к сестринской богадельне. По дороге мы прошли мимо места, где когда?то стоял мой дом — теперь там все поросло травой, и валялись горелые балки. Это зрелище вызвало у меня какое?то странное чувство — только надо было двигаться.
Дошли мы до богадельни, и я говорю Сью, чтобы он посидел во дворе и не пугал сестер, а я пойду спрошу, где мне найти маму.
Старшая сестра, приятная такая дамочка, ничего мне не могла сказать, кроме того, что мама сбежала с протестантом, и добавила, что я могу сходить в парк и поговорить с другими женщинами, потому что мама любила там сидеть и болтать. Я взял Сью и мы пошли в парк.
Там действительно сидели несколько женщин, я подошел к одной и представился. Она посмотрела на меня, потом на Сью, и сказала:
— Я и сама могла бы сообразить.
Потом она сказала, что слышала, что мама работает в гладильне при химчистке на другом конце города, и мы с Сью отправились туда — и точно, нашли там маму, как раз гладившую пару брюк!
Как только она меня увидела, тут же бросилась в мои объятия — она плакала, заламывала руки и стенала, именно так, как это было в прошлом. Добрая старая мамочка!
— Ох, Форрест, — сказала она, — наконец?то ты приехал! Не проходило и дня, когда бы я не думала о тебе, и каждую ночь я засыпала в слезах, потому что тебя не было со мной! — И это тоже было мне знакомо, так что я спросил ее о протестанте.
— А, этот паршивый козел! — говорит мама. — И надо было мне сбегать с протестантом! Не прошло и месяца, как он сбежал от меня с шестнадцатилетней девчонкой — а ведь ему было почти шестьдесят! Должна тебе заметить, Форрест, у этих протестантов довольно слабая мораль.
И тут из глубины химчистки послышался голос:
— Глэдис, почему вы оставили утюг на брюках?!
— Боже! — воскликнула мама и побежала назад. Вдруг из окна химчистки повалил густой черный дым, а люди внутри закричали и начали ругаться. И тут какой?то здоровенный лысый парень выволакивает изнутри мою маму и орет на нее, и хлещет по щекам.
— Убирайся! Убирайся! — орет он. — Это была последняя капля! Это были последние брюки, которые ты сожгла!
Мама зарыдала, а я подошел к ним и сказал этому парню:
— Мне кажется, тебе лучше отпустить мою мамочку!
— А это кто еще, черт побери?! — спрашивает он.
— Я — Форрест Гамп, — говорю я, а он говорит:
— Так проваливай отсюда, и забирай с собой свою мамочку, она уволена!
— Лучше бы тебе не говорить в таком тоне о моей мамочке, — говорю я.
— Что?! — говорит он.
— Что?! — говорит он. — А то что ты мне сделаешь?
И я ему показал, что я сделаю.
Прежде всего, я его поднял в воздух, а потом отнес его в чистку, где стояла огромная стиральная машина для ковров, открыл крышку и засунул его туда. Потом закрыл крышку, и нажал кнопку «пуск». Оглянувшись, я увидел, что эта гнида уже подошла к стадии полоскания.