Это письмо я выбросил в корзину — на черта такому идиоту, как я, какие?то энциклопедии. Кроме того, водить?то я все равно не умею!
Но третье письмо было адресовано лично мне и подпись на конверте гласила: «Дж. Керран, Главный почтамт, Кембридже, Массачусетс». У меня просто руки задрожали от волнения, когда я прочел это, так что я едва сумел открыть конверт.
— Дорогой Форрест! — говорилось там. — Моя мама передала мне письмо, переданное твоей мамой, и мне очень жаль, что тебе приходится участвовать в этой бесчеловечной и аморальной войне. — Она писала, насколько это ужасно, все эти убийства и увечья и все такое прочее. — Тебе должно быть стыдно участвовать в этом, хотя я и понимаю, что ты делаешь это против своей воли.
— Она писала, что понимает, насколько ужасно обходиться без чистой одежды, свежей воды и еды, но что ей неясно. что я имею в виду, когда пишет, что «пришлось два дня валяться мордой в офицерском дерьме».
— Трудно поверить, — писала она, — что даже ОНИ способны были заставить тебя выполнять такие чудовищные приказы. — Я подумал, что нужно было бы подробнее объяснить ей, как это было.
Ну, и дальше она писала:
— Мы сейчас организуем большую демонстрацию протеста против этих фашистских свиней, чтобы остановить эту ужасную войну, чтобы люди узнали об этом. — И в таком духе она распространялась еще примерно со страницу. Но все равно я читал все подряд, потому что от одного только вида ее почерка у меня внутри все переворачивалась и в животе бурлило.
— По крайней мере, — писала она в заключении, — ты встретился с Баббой, и я рада, что у тебе есть друг в беде.
— Она просила передать Баббе наилучшие пожелания, и в поскриптуме добавляла, что зарабатывает немного денег, играя на гитаре вместе с одной группой пару раз в неделю в кафе рядом с Гарвардским университетом, и если я буду проезжать мимо. то она будет рада меня видеть. Она написала, что группа называется «Треснувшие яйца». С тех пор я только о том и думал, как бы мне поскорее получить увольнение и добраться до этого Гарвардского университета.
В тот же вечер я упаковал мои манатки, чтобы отправится за своей медалью и познакомиться с президентом США. Впрочем, мне нечего было укладывать, кроме пижамы, зубной щетки и бритвы, которую мне выдали в госпитале, потому что все остальные манатки остались на базе в Плейку. Но один достойный молодой майор пехоты в госпитале сказал мне:
— Да плюнь ты на это дерьмо, Гамп, сегодня вечером тебе сошьют новый мундир. Этим уже занимается дюжина косоглазых в Сайгоне — не можешь же ты явиться на встречу с президентом в пижаме! — подполковник сказал, что будет сопровождать меня до Вашингтона, чтобы проследить, где меня поселят и как будут кормить, чтобы меня отвезли куда надо и вообще будет говорить мне, как нужно себя вести.
Его звали подполковник Гуч.
В этот вечер я участвовал в финальном матче по пинг?понгу с парнем из главного штаба сухопутных войск, о нем говорили, что это самый лучший игрок во всей армии или что?то в этом роде. Это был худощавый невысокий парень, он почему?то избегал смотреть мне в глаза, и кроме того, он пришел со своей ракеткой в кожаном чехле.
Когда я его выдрал чуть не всухую, он вдруг остановился и сказал, что мячи?де плохие, они отсырели в этом климате. Потом он упаковал свою ракетку и свалил домой, и я был этому рад, потому что он оставил в зале свои мячики, которые я отдал ребятам в комнате отдыха в госпитале.
Утром, уже когда я должен был уезжать, медсестра вдруг приносит мне конверт, и там написано мое имя. Открываю я его, а это записка от Дэна, который оказался жив. Вот что он писал мне:
«Дорогой Форрест!
Извини, что нам не удалось увидеться перед моей отправкой. Врачи сказали, что мне нужно срочно уезжать. и меня увезли, прежде чем я сам что?то сообразил. Но я попросил их подождать, пока я напишу тебе эту записку и поблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал.
Форрест, мне кажется, что ты сейчас на грани какого?то важного события в жизни. Что?то должно в тебе перемениться, или произойти нечто такое, из?за чего вся твоя жизнь пойдет по совершенно иному пути. Когда я размышляю над этим, то постоянно вспоминаю твои глаза — в них то и дело появляется какой?то странный огонек, особенно. когда ты улыбаешься. Когда это случалось
— а случалось это довольно редко — мне казалось, что я вижу нечто напоминающее Творение, источник творческой способности человека, источник его БЫТИЯ.
Эта война не для тебя, старина, и не для меня. Я уже освободился от нее, и надеюсь, что ты тоже вовремя освободишься. Но главное — что ты собираешься делать потом? Мне все?таки кажется, что ты вовсе не идиот. Может быть, тебя можно отнести к той или иной категории в соответствии с тестами или приговором каких?нибудь дураков, но лично я, Форрест, вижу, что в твоем сознании кроется какая?то искра любопытства. Следуй за этой искрой, друг мой, и заставь ее работать на себя. Борись с препятствиями, и не сдавайся. Никогда не сдавайся! Ты очень хороший парень, Форрест, и у тебя доброе сердце!
Твой друг, Дэн
Я перечел письмо Дэна раз двадцать или тридцать, потому что там были такие вещи, которых я не понимал. То есть, общий смысл его слов я понимал, но там были некоторые слова и выражения, которые были мне непонятны. На следующее утро пришел подполковник Гуч и сказал, что нам нужно ехать — сначала в Сайгон, где косоглазые уже сшили мне форму, а потом прямо в Штаты. Я показал ему письмо Дэна и попросил его объяснить поточнее, что там написала.