Потом как?то начался дождь и шел не переставая два месяца. Мы испытали самые разные виды дождя — за исключением, пожалуй, града. Иногда он шел тонкими струйками, иногда лил как из ведра. Он падал прямо, косо, а временами словно даже снизу. А нам все равно приходилось делать свою работу
— в основном, подниматься и спускаться с холмов и прочих возвышенностей, и повсюду искать косоглазых.
И вот как?то раз мы их нашли. Наверно, у них был какой?то косоглазый съезд, потому что все это походило на то, когда наступаешь на муравейник — то ничего не было, а то ты вдруг вокруг все кишит муравьями. Наши самолеты не могли летать, так что не прошло и двух минут, как нам пришлось туго.
Нужно сказать, что они тоже застали нас врасплох. Мы как раз переходили какое?то рисовое поле, и вдруг отовсюду начали палить. Вокруг начали падать подстреленные люди и раздавались крики и вопли. Я подхватил пулемет и понесся к пальмовой роще, потому что похоже, там хоть дождь был пореже. Мы образовали там круговую оборону и принялись готовится к долгой ночи, как вдруг я заметил, что Баббы с нами нет.
Кто?то сказал, что Баббу видели раненым на рисовом поле, и я сказал:
— Черт!
А сержант Кранц услышал меня и сказал:
— Гамп, ты туда не пойдешь!
Да хрен с ним.
Я бросил пулемет, чтобы легче было бежать, и помчался на рисовое поле, к месту, где в последний раз видел Баббу. Но на полпути я наткнулся на парня из второго взвода, и он был тяжело ранен и протягивал ко мне руки. Черт, подумал я. ну что тут поделаешь? и я подхватил его и побежал назад что есть мочи. Пули и прочая дрянь носились вокруг меня в воздухе, как мухи. Вот чего я никогда не мог понять — какого черта мы тут болтаемся? Я еще понимаю, когда нужно играть в футбол, но это…. нет, не понимаю. Черт бы их побрал!
Принес я этого парня, положил на землю и помчался назад и — о черт! — наткнулся на другого. Я нагнулся, чтобы поднять его, но когда поднял, его мозги вывалились наружу — оказалось, у него полголовы снесено и он мертв. Вот черт!
Тогда я его бросил и пошел искать Баббу, и нашел. Его дважды ранило в грудь и я сказал:
— Бабба, все будет хорошо, слышишь, потому что мы все?таки купим эту чертову лодку для ловли креветок!
И я отнес его к нашим и положил на землю.
Его дважды ранило в грудь и я сказал:
— Бабба, все будет хорошо, слышишь, потому что мы все?таки купим эту чертову лодку для ловли креветок!
И я отнес его к нашим и положил на землю. Когда я отдышался, то посмотрел на рубашку — а она вся промокла от крови из раны Баббы. Бабба посмотрел на меня и спросил:
— Блин, Форрест, ну почему, почему это случилось со мной?
Ну, что я должен был ему ответить?
Тогда Бабба меня спросил:
— Форрест, сыграй мне что?нибудь на губной гармонике?
Я вынул гармонику и заиграл — сейчас уже не помню что. А Бабба сказал:
— Форрест, сыграй, пожалуйста, «Вниз по Лебединой реке».
И я ответил:
— Ладно, Бабба!
Я вытер гармонику, и тут как начали снова стрелять, и я знал, что мне нужно было быть на позиции с пулеметом, но я подумал — хрен с ними! — и снова заиграл.
И я даже не успел заметить, как дождь прекратился и вверху оказалось странное розовое небо. Из?за этого все стали почему?то похожими на покойников, и почему?то косоглазые перестали стрелять, и мы тоже. А я все играл и играл «Вниз по Лебединой реке», стоя на коленях рядом с Баббой, а врач сделал ему укол и старался устроить поудобнее. Бабба вцепился в мою ногу и глаза у него затуманились, и было похоже, что это розовое небо высосало розовый цвет его лица.
Он снова что?то сказал, и я придвинулся поближе, чтобы получше расслышать. Но мне это так и не удалось. Поэтому я спросил врача:
— Ты слышал, что он сказал?
И врач сказал:
— Домой. Он сказал — ДОМОЙ.
И Бабба умер, вот и все, что я могу об этом рассказать.
Хуже этой ночи я не припомню. Наши не могли нам помочь, потому что снова начался дождь, а косоглазые подошли к нам так близко, что можно было слышать, как они говорят друг с другом. Первый взвод вступил в рукопашную. На рассвете вызвали самолет с напалмом, но он сбросил эту гадость почти прямо на нас. Наших парней обожгло, и они выбежали на поле, ругаясь, на чем свет стоит, а глаза у них выпучились, как семь копеек, а джунгли горели так, что похоже, они могли высушить дождь.
И вот тогда?то меня и ранило, и мне еще повезло, так как ранило меня в задницу. Я даже этого не припомню. такая была суматоха, что не помню, что произошло. Стало так страшно, что я бросил пулемет, потому что не мог стрелять, спрятался куда?то за дерево, свернулся в клубок и заплакал. Баббы больше нет, лодки для ловли креветок тоже нет, а ведь он был моим единственным другом — кроме разве Дженни Керран, да и той я все время вредил. И если бы не моя мамочка, я прямо там бы и помер — не знаю уж, от старости или от чего?то другого.
Но через какое?то время начала прибывать помощь на вертолетах, и мне кажется, что напалмовые бомбы все?таки напугали косоглазых. Они поняли, наверно, что уж если наша армия так обращается со своими парнями, то уж с НИМИ?ТО точно никто не будет церемониться.
И вот они забрали раненых, а потом появился сержант Кранц — волосы у него обгорели, одежда сгорела, вид был такой, словно им выстрелили из пушки.