Мейнгаст усмехался по поводу этой игры словами, которой он все еще не понимал, и искал наудачу какого?нибудь запоминающегося ответа.
— Значит, ты, можно сказать, притягиваешь к себе одежду, как герой — судьбу? — произнес он в ответ.
К его удивлению, Кларисса остановилась и воскликнула:
— Да, именно! Кто так живет, чувствует это, даже когда имеет дело с одеждой, с обувью, с ножом и вилкой!
— Тут есть какая?то правда, — подтвердил мастер это темноватое утверждение.
Затем спросил напрямик: — Как у тебя, собственно, с Вальтером?
Кларисса не поняла. Она взглянула на него и увидела в его глазах вдруг желтые тучи, которые как бы неслись на диком ветру.
— Ты сказала, — продолжал Мейнгаст, медля, — что привлекаешь Вальтера «неподходящим, образом». То есть, может быть, не подходящим для женщины образом? Как это понимать? Ты вообще фригидна с мужчинами?
Кларисса не знала слова «фригидный».
— Фригидность. — объяснил мастер, — это когда женщина не находит удовольствия в объятиях мужчин.
— Но я ведь знаю только Вальтера, — испуганно возразила Кларисса.
— Ну да, но разве после всего, что ты сказала, не напрашивается такое предположение?
Кларисса смутилась. Ей надо было подумать. Она не знала этого.
— Я? Я же не должна, Я же должна, наоборот, препятствовать этому! — сказала она. — Я не смею допускать это!
— Что ты говоришь! — Мастер засмеялся теперь непристойно. — Ты не должна допускать, чтобы ты что?либо чувствовала? Или чтобы Вальтер добивался своего?
Кларисса покраснела. Но тут ей стало яснее, что она имеет в виду.
— Если поддаваться, все тонет в половом наслаждении, — ответила она серьезно. — Я не разрешаю наслаждению мужчин отделяться от них и становиться моим наслаждением. Поэтому я и привлекаю их с детства. С наслаждением у мужчин что?то неладно.
По разным причинам Мейнгаст предпочел не вдаваться в это.
— Неужели ты так владеешь собой? — спросил он.
— Ну уж, как когда, — откровенно призналась Кларисса. — Но я ведь сказала тебе: я была бы убийцей?садисткой, если бы давала ему волю! — Со все большей горячностью она продолжала: — Мои подруги говорят, что в объятьях мужчины «исходишь», Я этого не знаю. Я никогда не исходила в объятиях мужчины. Но мне знакомо это вне связи с объятиями. Тебе это, конечно, тоже знакомо. Ведь ты же сказал, что мир слишком свободен от иллюзий!..
Мейнгаст отмахнулся таким жестом, словно она неправильно поняла его. Но теперь у нее была уже слишком большая ясность.
— Если ты говоришь, например, что нужно поступаться неполноценным ради полноценного, — воскликнула она, — то это ведь значит, что возможна жизнь в огромном, не знающем границ сладострастье! Это не сладострастье пола, а сладострастье гения! И по отношению к этому сладострастью Вальтер становится предателем, если я не останавливаю его!
Мейнгаст покачал головой. Он отмежевывался от этого искаженного и страстного воспроизведения его слив, отмежевывался испуганно, почти боязливо; и из всего, что оно содержало, он ответил на самое случайное:
— Это ведь вопрос, может ли он вообще вести себя по?другому!
Кларисса остановилась, как пригвожденная молнией.
— Он должен! — воскликнула она. — Ты же сам учил нас, что так надо!
— Это верно, — помедлив, признал мастер и тщетно попытался побудить ее собственным примером двинуться дальше. — Но чего, собственно, ты хочешь?
— Понимаешь, я ничего не хотела, пока ты не приехал, — сказала Кларисса тихо. — Но она же так ужасна, эта жизнь, которая из океана наслаждений вычерпывает лишь капельку сексуального удовольствия! И теперь я чего?то хочу.
— Об этом ведь я тебя и спрашиваю, — подбодрил ее Мейнгаст.
— Надо жить для какой?то цели. Надо быть «годным» для чего?то. Иначе все остается страшно запутанным, — ответила Кларисса.
— Связано ли с Моосбругером то, чего ты хочешь? — допытывался Мейнгаст.
— Надо жить для какой?то цели. Надо быть «годным» для чего?то. Иначе все остается страшно запутанным, — ответила Кларисса.
— Связано ли с Моосбругером то, чего ты хочешь? — допытывался Мейнгаст.
— Это нельзя объяснить. Надо посмотреть, что из этого выйдет! — сказала Кларисса. Потом задумчиво прибавила: — Я его уведу, я вызову скандал! — Она приняло при этом таинственный вид. — Я наблюдала за тобой, — сказала она вдруг. — У тебя бывают таинственные люди! Ты приглашаешь их, когда думаешь, что нас нет дома. Это мальчики и молодые люди! Ты не говоришь, что им нужно.
Мейнгаст глядел на нее в полной растерянности.
— Ты что?то готовишь, — продолжала Кларисса, — что?то затеваешь! Но я…- выпалила она шепотом, — я тоже достаточно сильна, чтобы дружить со многими одновременно! Я приобрела мужской характер и мужские обязанности! Общаясь с Вальтером, я научилась чувствовать помужски!.. — Ее рука снова потянулась к предплечью Мейнгаста. По ней было видно, что она этого не замечает. Пальцы ее высунулись из рукава согнутыми, как когти. — Я двулика, — прошептала она,так и знай! Но это нелегко. Ты прав, что при этом нельзя бояться применять силу!
Мейнгаст смотрел на нее все еще смущенно. Он не знал ее в этих состояниях. Связь между ее словами оставалась ему непонятной. Для Клариссы в этот миг не было ничего проще, чем понятие двуликости, но Мейнгаст спрашивал себя, не догадалась ли она о чем?нибудь из его тайной жизни и не намекает ли она на это. Особой догадливости тут уже и не требовалось; в согласии с ярко выраженным мужским началом своей философии он недавно стал замечать перемену в своих чувствах и привлекать к себе молодых людей, которые были для него чем?то большим, чем учениками. Но, может быть, из?за этого он и переехал сю- да, где чувствовал себя скрытым от наблюдения; он до сих пор не думал о такой возможности, а теперь это маленькое, ставшее жутковатым существо способно было, кажется, угадать, что с ним творилось. Ее рука как?то все больше высовывалась из рукава платья, а расстояние между двумя соединяемыми ею телами не менялось, и это голое, худое предплечье вместе с касавшейся Мейнгаста кистью выглядело сейчас так необычно, что в воображении мастера спуталось и смешалось все, что дотоле еще различалось и разграничивалось.