Так Кларисса пошла к Ульриху. По пути она показывала порой свою хитрую улыбку, когда думала о том, что Вальтер принимает ее за сумасшедшую, стоит лишь ей обнаружить свое более высокое понимание того состояния, в каком они оба находятся. Ей льстило, что он боялся, что она родит ему ребенка, и все же с нетерпением этого ждал; под «сумасшествием» она понимала что?то вроде сходства с зарницей или пребывание в столь высоком состоянии здоровья, что оно пугает других, и это было свойство, которое развилось в ее браке, развилось исподволь, по мере того как росли ее превосходство и главенство. Но она знала все?таки, что иногда бывала непонятна другим, и когда Ульрих снова вошел, у нее было чувство, что она должна что?то сказать ему, как того требует такое глубоко врезавшееся в его жизнь событие. Она быстро спрыгнула с дивана, походила по комнате и по смежным комнатам и после этого сказала:
— Итак, прими мое искреннее соболезнование, старина!
Ульрих взглянул на нее удивленно, хотя и знал уже этот тон, появлявшийся у нее, когда она нервничала.
Но она знала все?таки, что иногда бывала непонятна другим, и когда Ульрих снова вошел, у нее было чувство, что она должна что?то сказать ему, как того требует такое глубоко врезавшееся в его жизнь событие. Она быстро спрыгнула с дивана, походила по комнате и по смежным комнатам и после этого сказала:
— Итак, прими мое искреннее соболезнование, старина!
Ульрих взглянул на нее удивленно, хотя и знал уже этот тон, появлявшийся у нее, когда она нервничала. «Тогда в ней бывает иногда что?то неожиданно стандартное, — подумал он, — как будто в книгу по ошибке вшили страницу из другой книги». Она не произнесла свою фразу с подобающим ей выражением, а бросила со стороны, через плечо, усилив эффект: фальшь слышалась как бы не в мелодии, а в не соответствующем ей тексте, и создавалось жутковатое впечатление, что Кларисса сама состоит из множества таких ошибочных подтекстовок. Теперь, когда Ульрих не ответил, она остановилась перед ним и сказала:
— Мне нужно поговорить с тобой!
— Хочешь чем?нибудь подкрепиться? — спросил Ульрих.
В знак отказа Кларисса только быстро пошевелила поднятой на высоту плеча рукой. Она собралась с мыслями и начала:
— Вальтер хочет, чтобы я во что бы то ни стало родила ему ребенка. Ты это понимаешь?
Что мог ответить Ульрих?
— А я не хочу! — воскликнула она с силой.
— Не злись, — сказал Ульрих. — Если ты не хочешь, этого так или иначе не случится.
— Но погибнет из?за этого он!
— Люди, которые каждую минуту умирают, живут долго! Мы с тобой давно уже будем высохшими сморчками, а Вальтер и под седыми волосами, став директором своего архива, сохранит юношеское лицо!
Кларисса задумчиво повернулась на каблуке и отошла от Ульриха; на некотором расстоянии она опять заняла позицию и «взяла» его «на прицел» взглядом.
— Знаешь, как выглядит зонтик, если вынуть из него палку? Вальтер рухнет, если я от него отвернусь. Я его палка, он…- Она хотела сказать «зонтик», но ей пришла в голову существенная поправка. — Он мое прикрытие,сказала она. — Он считает, что должен прикрывать меня. Сначала он хочет для этого видеть меня с большим животом. Потом он будет убеждать меня, что естественная обязанность матери — кормить ребенка грудью. Потом захочет воспитывать этого ребенка соответственно своим представлениям. Ты же сам это знаешь. Он просто хочет присвоить себе права и, прикрываясь громкими словами, сделать из нас обоих мещан. Но если я и дальше, как до сих пор, буду говорить «нет», тогда он пропал! Я для него просто все!
Ульрих ответил на это огульное утверждение недоверчивой улыбкой.
— Он хочет убить тебя! — прибавила Кларисса быстро.
— Да ну? По?моему, сделать это советовала ему ты?
— Ребенка я хочу от тебя! — сказала Кларисса.
Ульрих удивленно свистнул сквозь зубы.
Она улыбнулась, как юнец, поставивший грубое требование.
— Мне не хочется обманывать человека, которого я знаю так хорошо, как Вальтера. Мне это противно, — медленно сказал Ульрих.
— Вот как? Ты, значит, очень упорядочен? — Кларисса, казалось, придавала этому какое?то значение, которого Ульрих не понимал; она подумала и лишь через некоторое время продолжила свою атаку: — Но если ты меня любишь, ты у него в руках.
— Каким образом?
— Это же совершенно ясно; я только не могу это выразить. Ты будешь вынужден считаться с ним. Нам будет его очень жаль. Ты же, конечно, не можешь просто обманывать его, значит, ты будешь стараться дать ему что?то за это. Ну и так далее. А самое главное — ты заставишь его выдать лучшее, что в нем есть.
Ну и так далее. А самое главное — ты заставишь его выдать лучшее, что в нем есть. Этого ты не станешь ведь отрицать — что мы спрятаны в себе, как статуи в каменной глыбе. Надо высекать себя из себя! Надо принуждать к этому друг друга!
— Прекрасно, — сказал Ульрих. — Но ты слишком быстро предположила, что так и будет!
Кларисса опять улыбнулась.
— Мо же т бы ть , и опрометчиво! — сказала она. Она приблизилась к нему и дружески сцепила свою руку с его рукой, которая по?прежнему безучастно висела у туловища, не освобождая ей места. — Я тебе не нравлюсь? Ты меня не любишь? — И когда Ульрих промолчал, она продолжала: — Я нравлюсь тебе, я же знаю; я довольно часто замечала, как ты на меня смотришь, когда бываешь у нас! Не помнишь, говорила ли я тебе, что ты дьявол? Мне так кажется. Пойми меня верно. Я не говорю, что ты бедный дьявол, бедняга, который хочет зла, потому что не знает ничего лучшего; ты великий дьявол, ты знаешь, что было бы хорошо, но делаешь прямо противоположное тому, чего хочешь! Ты находишь жизнь, какую мы все ведем, отвратительной и поэтому назло говоришь, что ее нужно вести и дальше. И ты говоришь ужасно порядочно: «Я не обманываю своих друзей!»- но говоришь так только потому, что уже сотни раз думал: «Я хочу обладать Клариссой!» Но поскольку ты дьявол, в тебе есть что?то и от бога, Уло! От великого бога! Который лжет, чтобы его не узнали! Ты хочешь меня…