— Филин, тебе никого конкретно этот зад не напоминает.
Я застыла, внутренне негодуя и переживая одновременно.
— Ну как же, как же, этот хвост я всегда узнаю.
Пришлось понуро встать и вернуться в комнату. Кот, зараза, успел слинять.
— Итак. — Клин сидел по пояс голый на кровати и, прищурившись, рассматривал мою ну очень виноватую физиономию.
— И что же такого понадобилось тебе здесь, что ты не решилась нас побеспокоить?
В это время смеющийся Филин повернулся к зеркалу и подавился хохотом. Лицо его медленно вытянулось, а глаза сделали отчаянную попытку выскочить из орбит.
— Клин… а ты в зеркало еще не смотрелся? — тихо поинтересовался Филин в полумраке ночи.
Я поняла, что вот тот долгожданный момент, когда надо сматываться, и резко стартовала вон, не дожидаясь, когда Клин обнаружит, что я теперь далеко не единственная обладательница черной кожи, рогов и персонального хвоста.
Рык, который раздался за моей спиной, придал мне ускорения, я даже временно перестала переживать, что не оживила им волосы — не успела…
Но тут я врезалась, сбегая на всех парах по лестнице, в кого-то медленно по ней поднимающегося. Кубарем покатившись вниз, я почувствовала, как меня подхватывают чьи-то крепкие руки, сразу шесть, а на запястьях тихо щелкают золотые браслеты. Я медленно подняла глаза и встретилась лицом к лицу со священником в длинном черном балахоне.
— Попалась, чертовка! — радостно улыбнулся он и размашисто осенил меня крестным знаменем. По его разочарованному лицу я поняла, что у меня как минимум должны были отвалиться рога. Но тут…
— Ваше преосвященство, еще черти! — взвизгнул сзади кто-то особо впечатлительный, и я, оглянувшись, увидела сбегающих вниз ребят.
Священникам не особо помогли кресты и два ведра святой воды, которой их же и облили ребята. В итоге все четверо валялись кто где, в самых неожиданных позах, а я стояла в центре комнаты в наручниках, но гордая и непокоренная.
— Эль!!!
Волосы возмущенно поднялись дыбом и заколыхались над головой. Интересно, Клин и вправду думает, что если на меня наорать, то это чем-то поможет?
Я на всякий случай виновато улыбнулась и вытянула вперед руки с браслетами, и только тут поняла, что они не из золота, а из солнечного металла. Пот прошиб все тело, я резко посерьезнела.
Судя по лицам друзей (кот прибежал на шум), только Филину было неизвестно, что это такое.
— Ищем кольцо, — тихо сказал Клин и пошел к первому священнику.
— Оно у меня. — В дверях таверны стоял какой-то тип в плаще и капюшоне и спокойно разглядывал надетое на палец маленькое колечко, со стороны так похожее на золото. Он медленно поднял голову и прожег меня взглядом ненавидящих глаз.
— А если вы хотите, чтобы ваша девочка несильно мучилась, то не будете мне мешать.
Кот, сидя на столе, тихонько объяснял Филину, что такое солнечные браслеты. Я о них знала и так. Стоит этому человеку несильно сжать кольцо, и боль ударит по моим нервам с небывалой силой. Но самое страшное, что никакой магией их снять нельзя, любое ее применение несло за собой ту же кару.
Но самое страшное, что никакой магией их снять нельзя, любое ее применение несло за собой ту же кару.
— Мы можем договориться. — Клин подошел совсем близко к человеку и теперь стоял напротив, заслоняя меня спиной.
— Договориться можно всегда, — улыбнулся пришелец, — и я готов обменять ее на кое-что еще.
— На что?
— Вспомни свой невыполненный заказ, Клинок. Я обменяю ее только на голову эльфийской принцессы.
Мне резко поплохело.
Клин вздрогнул, и крепко сжал кулаки.
— Откажешься, и она умрет от боли прямо на твоих глазах. Хочешь посмотреть?
Неожиданно браслеты резко раскалились и сжали мне руки до ломоты в костях.
Не страшно. Я продолжала стоять.
Боль ползла выше, извиваясь и жаля тысячью зубов, она вгрызалась в плечи, грудь, спускалась по телу, резала вены, заставляя испуганное сердце колотиться с запредельной частотой.
Пусть.
Тело обняли шипастые обручи, сдавили грудную клетку, я почти слышала хруст ломающихся костей.
Больно? Нет!
Я стояла и смотрела в серые глаза Клина, чувствуя, как разрываются от натуги связки, лопаются сосуды, перехватывает горло так сильно, что невозможно сделать вдох.
Больно! Но я улыбаюсь ему.
— Я не понимаю, она давно должна биться в агонии. Почему она стоит?!
Он не понимает? Какой глупый!
— Я… — Слова, нет, тихий хрип вырывается из горла. Треск в коленях, почему я еще стою?.. — Люблю… — Ноги подкашиваются, но я не падаю, упираясь коленями в лавку, — тебя.
Его глаза меняют свет. Как красиво, они не серые, они цвета закаленной стали и древнего расплавленного серебра.
Фигура человека смазывается. Разворот. Удар. Человека в плаще отбрасывает далеко назад, он врезается в дерево, пытается кричать и смотрит, смотрит в лицо давно забытого убийцы. Еще удар. Треск дробящихся костей и пузырящаяся на губах кровь. Еще, пусть почувствует ее боль! Краем глаза убийца замечает, что человек все еще сжимает в руках маленькую солнечную искру, и отрубает ему руку. Потом вторую, вспарывает живот и улыбается в перекошенное от ужаса и боли лицо. Мертвое лицо.
Кольцо у Клина в руке. Он уже здесь, падает перед принцессой на колени и быстрым отточенным движением снимает браслеты. Она еще жива и даже пытается улыбнуться ему сквозь боль. Боже, как же он будет жить без нее. Как?