Если такое государство устрояют где-нибудь боги или сыновья
богов и обитают в нем больше чем по одному, то это — обитель радостной
жизни.
Ведь по пословице, даже бог не может противиться необходимости.
…Большинство… считает, будто хороший законодатель должен стремиться
видеть свое государство великим; будто он дает хорошие законы, думая о том,
чтобы государство было как можно богаче, что бы оно обладало золотыми и
серебряными рудниками и владычествовало над большинством государств как на
море, так и на суше. Надо было бы добавить: надлежащий законодатель должен
стремиться к тому, чтобы его государство было наилучшим и счастливейшим. Это
отчасти исполнимо, отчасти нет. Устроитель пожелал бы исполнимого; желать же
неисполнимого было бы тщетно, тут напрасны даже попытки. Например,
устроитель пожелал бы, чтобы граждане стали добродетельными, а вместе с тем
и неизбежно счастливыми; стать же очень богатыми, оставаясь добродетельными,
невозможно — по крайней мере богатыми в том смысле, как это понимает
большинство. Ведь богатыми называют тех избранных людей, которые приобрели
имущество, оцениваемое огромной суммой, хотя бы сам владелец и был дурным
человеком. Но одновременно быть и очень хорошим, и очень богатым невозможно.
…Если кто приобретает и честным, и бесчестным путем, его барыши вдвое
больше, чем у того, кто приобретает одним только честным. Издержки же тех,
кто не желает тратиться ни на прекрасное, ни на постыдное, вдвое меньше
издержек прекрасных людей на прекрасные нужды. При таких двойных доходах и
половинных расходах одного разве разбогатеет другой, тот, кто поступает
прямо наоборот? [195]
Было бы прекрасно, если бы каждый член колонии обладал и всем остальным
имуществом в равной доле со всеми. Но это невозможно… В зависимости от
величины имущества надо установить четыре класса, назвав их: первый, второй,
третий, четвертый или как-нибудь иначе. Граждане либо пребывают в своем
классе, либо, разбогатев или обеднев, переходят в подобающий каждому из них
класс.
Кроме того, я установил бы как вытекающий из предыдущего и следующий
вид закона: ведь мы утверждаем, что в государстве, не причастном величайшей
болезни, более правильным названием которой было бы «междоусобие» или
«раздор», не должно быть ни тяжкой бедности среди некоторых граждан, ни в
свою очередь богатства, ибо бедность и богатство взаимно порождают друг
друга. Вот и надо теперь законодателю установить пределы бедности и
богатства.
Но мы должны вообще иметь в виду еще вот что: всему указанному сейчас
вряд ли когда-нибудь выпадет удобный случай для осуществления, так, чтобы
все случилось по нашему слову. Найдутся ли люди, которые не возмутятся
подобным устройством общества и которые в течение всей жизни станут
соблюдать установленную умеренность в имуществе и рождении детей, о чем мы
упоминали раньше, или люди, которые расстанутся с золотом и всем тем, что
будет запрещено законодателем? [.
Найдутся ли люди, которые не возмутятся
подобным устройством общества и которые в течение всей жизни станут
соблюдать установленную умеренность в имуществе и рождении детей, о чем мы
упоминали раньше, или люди, которые расстанутся с золотом и всем тем, что
будет запрещено законодателем? […] Все это точно рассказ о сновидении или
лепка государства и граждан из воска!
Но я держусь того мнения, что правильнее всего в каждом наброске
будущего не опускать ничего из самого прекрасного и истинного; это будет
служить образцом, к которому мы должны стремиться. Если там встретится
что-либо неосуществимое, то, конечно, его нужно будет избегать и не
стремиться к его выполнению. […] Ведь даже самый захудалый ремесленник,
намереваясь создать что-либо заслуживающее внимания, должен постоянно
сообразовываться с сутью дела.
Следуя общему правилу, надо считать числовое распределение и
разнообразие числовых отношений полезным для всего, безразлично, касается ли
это отвлеченных чисел или же тех, что обозначают длину, глубину, звуки и
движение — прямое, вверх и вниз или же круговое. Законодатель должен все это
иметь в виду и предписать всем гражданам по мере их сил не уклоняться от
этого установления. Ибо для хозяйства, для государства, наконец, для всех
искусств ничто так не важно и ни какая наука не имеет такой воспитательной
силы, как занятие числами. Самое же главное то, что людей, от природы вялых
и невосприимчивых, это занятие с помощью божественного искусства пробуждает
и делает вопреки их природе восприимчивыми, памятливыми и проницательными.
Если еще с помощью других законов и занятий удастся изгнать неблагородную
страсть к наживе из душ тех, кто собирается усвоить себе на пользу эту
науку, то все это вместе было бы прекрасным и надлежащим воспитательным
средством. В противном случае вместо мудрости незаметно получится, так
сказать, лишь плутовство, как это теперь можно наблюдать у египтян, финикиян
и у многих других народов.
Книга 6
Афинянин. Следующее: всякому ясно, что законодательство — великое дело.
Но если хорошо устроенное государство поставит непригодную власть над хорошо
установленными законами, то законы эти не принесут никакой пользы и
положение создается весьма смешное; более того, это наносит государству
величайший ущерб и приводит его к гибели. […]
Потому, видишь ли, и надо, чтобы лица, законно домогающиеся
правительственных должностей, предоставили достаточное доказательство
добродетели как своего рода, так и своей собственной, начиная с детства и
вплоть до времени избрания. В свою очередь и будущие избиратели должны быть
хорошо воспитаны, в духе законов, чтобы путем порицания или одобрения либо
выбрать, либо отвергнуть избираемого — смотря по заслугам каждого.