…Издавая законы, можно пользоваться двумя средствами — убеждением и
силой, насколько это возможно при невежественности и невоспитанности толпы;
обычно законодатели пользуются только вторым средством.
…У всех законов должны быть вступления и, приступая к любому
законодательству, следует каждому положению предпослать подобающее ему
вводное слово. Ибо слово такое имеет большое значение. Очень важен также
вопрос, будет ли это ясно запоминаться или нет.
Книга 5
Афинянин. Из всех достояний человека вслед за богами душа — самое
божественное, ибо она ему всего ближе. Все, что принадлежит каждому человеку
двояко: одна его часть — высшая и лучшая — господствует, другая — низшая и
худшая — рабски подчиняется. Господствующую свою часть каждый должен
предпочитать рабской. Поэтому я прав, требуя, чтобы каждый почитал свою
душу, ведь, как я говорю, она занимает второе место после богов-владык и
тех, кто за ними следует. А между тем никто из нас, можно сказать, не
почитает душу по-настоящему, но только по видимости. […] Кто думает
возвеличить душу какими-либо речами, дарами, уступками, но ничуть не
старается сделать ее из худшей лучшею, тот почитает ее лишь по видимости, но
не на самом деле. Всякий человек с раннего детства считает себя в состоянии
все познать, думает, что похвалами он возвеличивает свою душу, и поэтому
охотно позволяет ей делать все, что угодно. Мы же утверждаем, что поступая
так, человек вредит своей душе, а вовсе не возвеличивает ее. Точно так же,
когда человек в каждом отдельном случае считает виновником своих проступков
и многих громадных зол других людей, а не самого себя и когда он постоянно
выгораживает себя, точно он вовсе не виновен, он лишь по видимости почитает
душу, на деле же очень далек от этого, ибо он ей вредит. Так же и в том
случае человек вовсе не оказывает ей почета, но бесчестит ее, наполняя злом
и раскаянием, когда он предается удовольствиям вопреки наказу и одобрению
законодателя. И если, наоборот, он не выдержит до конца одобряемых
законодателем трудов, страхов, болей и скорбей, но уступит им, то этой
уступчивостью он тоже не окажет почета своей душе.
Точно так же, если кто стремится неблаговидным путем приобрести
имущество и обладание таким имуществом для него не тягостно, он всеми этими
дарами вовсе не оказывает почета душе, при этом он очень ее унижает, ибо за
небольшое количество золота продает все, что есть в душе драгоценного и
вместе с тем прекрасного. Короче говоря… во всех этих случаях он крайне
бесчестно и безобразно обращается с самым божественным — со своей душой.
Ведь никто, можно сказать, не принимает в расчет того, что почитается
величайшим наказанием за злодеяние; состоит же это наказание в уподоблении
людям, дурным по самой своей сути, и в том, что вследствие этого уподобления
человек начинает избегать хороших людей и их слов, отходит от них и
прикрепляется к дурным людям, ищет их общества.
Сроднившись с этими людьми,
он по необходимости должен поступать так, как, согласно со своей природой,
поступают друг в отношении друга и говорят друг с другом подобные люди, и
ждать от них соответствующего обращения с собой. Впрочем, это даже не
правосудие — ибо правосудие и справедливость есть нечто прекрасное, — но
возмездие, иными словами, страдание, сопутствующее несправедливости.
Говоря в целом, честь наша состоит в том, чтобы следовать лучшему и
улучшать худшее, если оно еще может стать совершеннее.
У человека нет ничего, что было бы больше души способно по своей
природе избегать зла, разыскивать и находить высшее благо. ..
Не золото надо завещать детям, а побольше совестливости. …Ибо юноши
неизбежно будут весьма бесстыдными там, где бесстыдны даже старики.
Наилучшее воспитание молодых людей, да и самих себя, заключается не во
внушениях, а в явном для всех осуществлении в собственной жизни того, что
внушается другому.
Чтобы приобрести расположение друзей и приятелей в житейском общении с
ними, надо оценивать их услуги выше, чем это делают они сами; наоборот, наши
одолжения друзьям надо считать меньшими, чем это полагают наши друзья и
приятели.
Однако любой должен уметь сочетать яростный дух с величайшей кротостью.
Есть только одно средство избежать тяжких, трудноисцелимых и даже вовсе
неисцелимых несправедливостей со стороны других людей — это бороться с ними,
отражать, побеждать и неуклонно карать их. Никакая душа не может этого
совершить без благородной ярости духа. Что же касается тех, кто совершает
несправедливые, но исправимые поступки, то прежде всего надо знать, что
всякий несправедливый человек бывает несправедливым не по своей воле. Ибо
никто, никогда и нигде не приобретал добровольно ни одного из величайших
зол… Человек несправедливый и обладающий злом заслуживает всяческого
сожаления. Но уместно сожалеть лишь о человеке исправимом; надо укрощать
поднимающуюся ярость духа и не поступать под влиянием огорчения несдержанно,
словно женщина. В отношении же человека, не поддающегося вразумлению,
безусловно скверного и злого, надо дать волю своему гневу. Вот почему мы
сказали, что хорошему человеку надо в каждом отдельном случае быть и
яростным, и кротким.
В душах большинства людей есть врожденное зло, величайшее из всех зол;
каждый извиняет его в себе и вовсе не думает его избегать. Зло это
заключается вот в чем: говорят, что всякий человек по природе любит самого
себя и что таким он и должен быть. Но поистине в каждом отдельном случае
виновником всех проступков человека выступает как раз его чрезмерное
себялюбие. Ибо любящий слеп по отношению к любимому, так что плохо может
судить, что справедливо, хорошо и прекрасно, но всегда склонен отдавать
предпочтение перед истиной тому, что ему присуще.