Зато когда предмет движет сам
себя и изменяет другой предмет, а этот другой — третий и так далее, то есть
когда движение сообщается бесчисленному количеству предметов, то найдется ли
какое-либо иное начало движения всех этих предметов, кроме изменения этого
движущего самого себя предмета?
Зададим себе еще такой вопрос и сами же на него ответим: если бы все
вещи тотчас же после своего возникновения остались неподвижными… какое
движение из перечисленных выше должно было бы необходимо возникнуть среди
них первым? Разумеется, то, что движет само себя. В самом деле: до того
времени оно не могло подвергнуться изменению под влиянием другого
[предмета], потому что в вещах тогда вовсе не было перемен. Следовательно,
первоначало всех видов движений, первым зародившееся среди стоящих вещей и
движимых, есть, по нашему признанию, самодвижущееся, наиболее древнее и
сильное из всех изменений; а ту вещь, что изменяется под влиянием другой и
затем приводит в движение другие вещи, мы признаем вторичной.
Не допускаешь ли ты также, что о каждой вещи мы можем мыслить трояко?
[…]
Во-первых, сущность вещи, во-вторых, определение этой сущности,
в-третьих, ее название.
Каково же определение того, чему имя «душа»? Разве существует другое
какое-либо определение, кроме только что данного: «душа — это движение,
способное двигать само себя»?
…Душа есть то же самое, что первое возникновение и движение вещей
существующих, бывших и будущих, а равным образом и всего того, что этому
противоположно, коль скоро выяснилось, что она — причина изменения и
всяческого движения всех вещей.
Не правда ли, движение какого-либо предмета, вызванное другим предметом
и никогда и ни в чем не проявляющееся как движение само по себе, вторично? И
какими бы незначительными числами ни измеряли мы продолжительность этого
движения, все же оно останется изменением на самом деле неодушевленного
тела.
Вспомним же то, о чем мы согласились раньше: если окажется, что душа
старше тела, то и все относящееся к душе будет старше всего относящегося к
телу. […]
Стало быть, нравственные свойства, желания, умозаключения, истинные
мнения, заботы и память возникли раньше, чем длина тел, их ширина, толщина и
сила, — коль скоро душа возникла раньше тела.
Не следует ли признать, что душа, правящая всем и во всем обитающая,
что многообразно движется, управляет также и небом? [. ..]
Но одна ли [душа] или многие? Я отвечу за вас: многие. Ибо мы никак не
можем предположить менее двух — одной благодетельной и другой, способной
совершать противоположное тому, что совершает первая. […]
Итак, душа правит всем, что есть на небе, на земле и на море, с помощью
своих собственных движений, названия которым следующие: желание, усмотрение,
забота, совет, правильное и ложное мнение, радость и страдание, отвага и
страх, любовь и ненависть.
[…]
Итак, душа правит всем, что есть на небе, на земле и на море, с помощью
своих собственных движений, названия которым следующие: желание, усмотрение,
забота, совет, правильное и ложное мнение, радость и страдание, отвага и
страх, любовь и ненависть. Правит она и с помощью всех родственных этим и
первоначальных движений, которые в свою очередь вызывают вторичные движения
тел и ведут все к росту либо уничтожению, к слиянию либо к расщеплению и к
сопровождающему все это теплу и холоду, тяжести и легкости, жесткости и
мягкости, белизне или черному цвету, к кислоте или сладости. Пользуясь всем
этим, душа, восприняв к тому же поистине вечно божественный ум, пестует все
и ведет к истине и блаженству. Встретившись же и сойдясь с неразумием, она
ведет все в противоположном направлении.
…Ведь если путь перемещения неба, со всем на нем существующим, имеет
природу, подобную движению, кругообращению и умозаключениям Ума, если то и
другое протекает родственным образом, значит, очевидно, должно признать, что
о космосе в его целом печется лучший род души и ведет его по наилучшему
пути.
Если же [космос] движется неистово и нестройно, то надо признать, что
это — дело злой души.
Какую же природу имеет движение Ума? […]
Подобно тому как те, кто среди бела дня смотрит прямо на Солнце,
чувствуют себя так, словно кругом ночь, и мы не скажем, будто можем
когда-либо увидеть Ум смертными очами и достаточно познать. Безопаснее мы
усмотрим это, если станем взирать на образ того, о чем нас спрашивают. […]
Надеюсь, мы не покажемся плохими творцами словесных образов, если
скажем, что оба, и разум, и совершающееся на одном месте движение, движутся
наподобие выточенного волчка тождественным образом, на одном и том же месте,
вокруг одного и того же [центра], постоянно сохраняя по отношению к одному и
тому же одинаковый порядок и строй.
Точно так же разве не было бы сродни всяческому неразумию движение,
никогда не совершающееся тождественным образом, в одном и том же месте,
вокруг одного и того же, — движение без определенного отношения к одному и
тому же [центру], происходящее в беспорядке, без всякой последовательности?
Теперь уже очень легко с точностью сказать, что раз душа производит у
нас круговращение всего, то по необходимости надо признать, что попечение о
круговом вращении неба и упорядочение его принадлежит благой душе. […]
Если душа вращает все, то, очевидно, она же вращает и каждое в
отдельности — Солнце, Луну и другие звезды. […]
Всякий человек видит тело Солнца, душу же его никто не видит. Равным
образом никто вообще не видит души тел одушевленных существ — ни живых, ни
мертвых. Существует полная возможность считать, что род этот по своей
природе совершенно не может быть воспринят никакими нашими телесными
ощущениями и что он лишь умопостигаем. Эту душу, все равно, провозит ли она
Солнце в колеснице, давая всем свет, или же воздействуя на него извне, либо
действует каким-то другим образом, всякий человек должен почитать выше
Солнца и признавать богом.