— Ага-а. — Правитель довольно улыбнулся, чуть приподнял правую бровь — и слуга моментально наполнил опорожненную Олегом чашу снова.
— Пусть удача идет с тобой рядом, великий хан Ильтишу, — произнес новый тост ведун, — пусть сундуки твои будут полны, кошели тяжелы, а кони легки и быстроноги.
— Да пребудет с тобой мудрость совы, быстрота оленя и храбрость медведицы, о великий хан, — продолжил Олег, — пусть твоя воинская доблесть затмит доблесть всех твоих предков и потомков!
— Да, — кивнул Ильтишу, и чаша вновь потяжелела от кефира.
— И пусть милость почаще посещает твое сердце, великий хан! — взмолился Середин.
— Ай, урус! — радостно расхохотался правитель. — Иди сюда, садись рядом…
Он пальцами помахал на своих гостей слева, и те послушно раздвинулись, освобождая место. Ведун сел к столу, сложив ноги по-турецки и поставив чашу перед собой.
— Ай, ловок урус, хитер урус. — Хан наклонился над стоящим перед ним подносом с крупными кусками мяса, выбрал поувесистее, схватил всей пятерней, протянул ведуну: — Вот, этого поешь.
Олег благодарно кивнул, взял мясо и тут же вонзил в него зубы. Угощение из рук правителя — всегда высокая честь. Нравится не нравится — а жри и улыбайся, коли неприятностей не хочешь.
— Так откуда принесло тебя к моему северному бею, урус? — поинтересовался хан, вытирая руку о халат.
— Да вот, великий Ильтишу, — пожал плечами ведун.
— Да вот, великий Ильтишу, — пожал плечами ведун. — Захотелось мне посмотреть, какова жизнь на Печоре, на севере. Сел на коня, да и поехал.
— Ну и как, увидел?
— Увидел.
— И как на Печоре?
— Снег там, и холодно.
— А дальше?
— Много снега и сильно холодно.
— А еще дальше?
— Еще больше снега и еще холоднее.
— А дальше?
— А дальше мне это надоело, и я назад повернул!
— А чего ты еще увидеть хотел?! — опять развеселился правитель. — Что ж там, окромя снега и холода, быть может?
— Вот енто я пошмотреть и х-хотел… — Олег с удивлением обнаружил, что язык у него еле ворочается, а в голове поднимается странный шум. Похоже, вогульский кефирчик имел в себе неплохой градус. Ведун торопливо дожевал выделенное хозяином мясо и потянул руку к рыбе: закусывать надо, пока не поздно.
— Сколько же ты на эти снега любовался?
— Мес-сяц… без малого…
Ответ гостя вызвал новый взрыв хохота у хозяина и его гостей.
— Буде опять любопытство взыграет, — слегка наклонился к нему Ильтишу. — Ты проще спроси — я тебе и так все скажу…
И все снова загоготали.
— Щ-що ж не спросить, — пожал плечами Середин, — спрошу. А скажи мне… великий хан…
Закончить вопроса он не успел, поскольку правитель внезапно вскочил и снова хлопнул в ладоши:
— Хватит снеди на утро! Волки!
— Волки, волки… — поднимаясь, забормотали гости. — Пора, волки.
— С нами поскачешь, урус? — вопросительно повернул голову к гостю хан.
— Куда? — встрепенулся Олег, тряхнул головой, пытаясь разогнать хмельной дурман.
— Жалуются пастухи на Покче: волки донимают. Трех кобыл зарезали, баранов треплют. Две стаи окрест кружат. Истребить надобно.
— На охоту, что ли? — пожал плечами ведун. — Отчего не поехать, поеду. А откуда здесь, кстати, столько табунов? Разве они не в степи быть должны?
— Стадам в степи летом место. — Хан присел, налил себе еще «кефира», опрокинул пиалу в рот. — А зимой надобно там стоять, где припасы имеются. Тут летом траву никто не топчет, ее невольники косят и в скирды собирают. Наместник сидит в городе, догляд за добром ведет. Опасаться нечего. Весной, как степь зазеленеет, назад уйдем, на кочевья. Ты ешь, урус, ты гость… — схватил хан своей сальной пятерней еще кусок мяса, передал ведуну. — Кумыс пей… — налил из глиняного кувшина рукой в пиалу себе и гостю. — Коня тебе подвести?
— Кобылка у меня резвая у шатра. — Середин, вспомнив надежное средство от сонливости, хорошенько растер уши обеими руками. — А вот куда заводного с вьюками девать?
— Ничто… — Хан опорожнил пиалу, отер рукавом губы, пальцы вытер о подол халата. — Ничто, слуги приглядят. Пойдем.
— Угу. — Олег торопливо выпил и, на ходу запихивая в рот сочный, горячий кусок, пошел вслед за правителем.
В голове шумело, живот приятно согревала легкая тяжесть, знакомство с местным правителем удалось — так отчего и на охоту не прокатиться?
На улице уже гомонил воинский отряд.
Копий, доспехов, шлемов не имелось ни у кого, но щит и меч, а то и кривая урбуганская сабля висели у каждого, а потому собравшаяся погонять дикого зверя полусотня все равно представляла собой грозную силу.
— Ну, где ты, урус? Покажи удальство, урус! — Олег и не заметил, когда хан оказался в седле.
Чалый и гнедая все еще переступали ногами у коновязи. Заводного ведун потрепал по шее, оглядываясь на шатер, из которого должны были вроде выбежать слуги. Не дождавшись, махнул рукой, затянул кобыле обе подпруги, решительно поднялся в седло. Снова оглянулся.
— Не бойся, урус! — засмеялся вогульский хан. — Невольники послушные, русские. Коли коня твоего не уберегут, велю в полынью сунуть и держать, пока головой наружу не вмерзнут. Геть!
Светло-серый жеребец под Ильтишу заржал, привстал на дыбы, прошел немного на задних ногах, после чего упал на передние копыта и, подчиняясь воле человека, помчался между юртами. Остальные вотяки в синих, зеленых, желтых халатах, в темных и белых полушубках, на гнедых, рыжих, вороных, чанкирых, фарфоровых скакунах многоцветной оравой ломанулись через лагерь, распугивая укутанных в платки женщин, заставляя отскакивать за палатки воинов и шарахаться плохо одетых невольников. Середину оставалось только хлопнуть кобылу ладонью по крупу и пнуть пятками, посылая в галоп.