Вот между елями тянется стежка трехпалых следов. Это, разумеется, ящер. Вот еще одна стежка, а рядом с ней — глубокая траншея, которую могли оставить только несколько идущих гуськом големов.
— Напрямую через лес ломились? — удивленно пробормотал ведун, — Странно…
Разумеется, реки почти никогда не текут по прямой, петляя зачастую самым причудливым образом, и если двигаться строго по прямой, то несложно обогнать даже впятеро более быстрого соперника. Но… Но лес не карта — и петлять по ровному льду в сотни раз проще, чем прорываться через кустарники и буреломы, проваливаться в овраги и ломиться сквозь густые ельники.
Для очистки совести Олег подъехал к противоположному берегу и… И первое, что увидел — сразу две «траншеи» и узкую стежку в стороне. Получалось… Получалось, странные твари не преследовали путников, а подошли к точке встречи с разных сторон? То есть знали о необходимости засады заранее?
— Земляные люди уже недалеко, ведун, — предупредил Сварослав. — Да и день уходит.
— Похоже, глаз на тебя положил весьма сильный колдун, волхв, — покачал головой Середин. — И слуги у него… зело странные. И будущее видеть хорошо у него получается. Ты ничего не хочешь мне рассказать, волхв?
— Хочу, — кивнул Сварослав. — Вечером.
И он послал коня в галоп.
Скорее всего, старец скакал бы без остановок и вторую ночь — но после почти двухсуточной гонки лошади уже не желали идти даже рысью и с трудом меняли широкий шаг на некий тряский, но такой же медленный аллюр. Однако даже такой темп был для них слишком тяжел, и спустя несколько минут они снова переходили на шаг. Впрочем, Олег и сам еле держался в седле, покачиваясь вперед-назад и с трудом не проваливаясь в сон. С его навыками верховой езды это наверняка закончилось бы тем, что ведун просто свалился бы в снег.
Наконец протока, поднырнув под вековой дуб, накренившийся на берегу, вывела путников на широкое, метров в сто, озерцо. Сварослав пересек его, успокаивающе поглаживая коня по гриве, спешился перед густым кустарником, провел ладонью по ветвям, устало вздохнул:
— Спят… Все спят, кроме порождений Чернобога и его слуг. Ну да ладно, места отчие, не продадут. — Старик взял коня под уздцы, двинулся вдоль кромки воды и, пройдя шагов двадцать, повернул на берег, к покрытым инеем березкам, и вскоре остановился в протяженной, неприметной издали, ложбине. — Остается токмо в милость тихой Сречи верить. А она, известное дело, к Чернобогу куда как добрее, нежели к одинокому волхву, покинувшему свое святилище.
— Угу, — кивнул Олег, спустился на землю, привычным движением расстегнул гнедой подпругу, снял седло, скинул оголовье. Потом освободил от сумок чалого мерина. Старательно растер глаза, стараясь отогнать подкрадывающийся сон. Сладко зевнул, расправил плечи. Кинул поверх сумок налатник.
Морозец с готовностью забрался под потертую кожаную косуху, прополз по спине, остудил грудь. На миг Середин почувствовал себя бодрее, но уже через минуту тот же холод стал навевать желание свернуться для тепла калачиком и закрыть глаза.
— Вот зар-р-раза! — Ведун сдался и полез в сумку за туго свернутой медвежьей шкурой.
— За холм сходи, — указач ему на противоположный от озера взгорок Сварослав. — Там о прошлой зиме снег много сосенок поломал. Подсохнуть за лето должны были. Притяни пару хлыстов для огня.
Волхв движением ноги раскидал снег в центре лощины, и там обнаружилось старое кострище. Олег тряхнул головой, отгоняя дремоту, засунул шкуру обратно, взялся за топор и отправился по жалобно хрустящему под валенками снегу в лес.
За холмиком начинался сосновый бор, больше напоминающий поле для игры в крикет — тут и там стояли «воротики» из сломавшихся на уровне человеческого роста деревьев. Такое с соснами случается сплошь и рядом — взметнувшийся кронами к небу молодняк не выдерживает веса налипшего на ветви снега. Особенно, если пара оттепелей за зиму случится: сперва лед застынет, потом снежок присыплет, потом подтает, подмерзнет… И как только хороший ветерок начинает раскачивать деревца, только и слышно: трах! Трах! Трах! Стволы ломаются, как спички, и с оглушительным треском падают вниз, заодно опрокидывая соседей, точно так же держащихся из последних сил.
Середин выбрал ствол диаметром сантиметров в двадцать, обрубил топориком удерживающую его полоску коры, закинул сосну на плечо и поволок к месту стоянки. Здесь уже вовсю пылал огонь — похоже, у волхва имелся где-то рядом, в потаенном месте, скромный припас сухих поленьев. На длинной веревке, растянутой между березами, раскачивался закопченный котелок.
Олег, молча кинув хлыст вблизи костра, отошел к лошадям, повесил им торбы, привязал за шею к дереву, чтобы не убрели за ночь далеко. Потом принялся рубить сосновый ствол на небольшие поленья. Сварослав тем временем кинул в котелок пяток заиндевевших кубиков. Спустя несколько минут над поляной пополз соблазнительный запах наваристой ухи.
— Заканчивай, ведун, — окликнул старик своего спутника. — Снедать пора.
— Сейчас…
Олег вогнал топор в торец ствола, кинул сверху косуху, присел около костра и выкатил в снег несколько угольков. Те обиженно зашипели, изошли легким белым дымком. Выждав еще чуток, ведун собрал угольки, растер их между ладонями, высыпав мелкую черную труху на толстую кожу куртки. Добавил из мешочка с приправой соли с перцем, тщательно перемешал, затем собрал получившуюся смесь в ладони и обогнул ложбину по широкому кругу, насыпая черную линию и наговаривая ее обычным заклинанием от нечистой силы: