— О шаха корес… — Ворон сел прямо на снег, схватившись за голову.
— Ты чего, Ратмирович? — забеспокоился Олег. — Да может, и не было там никого? Лепкос, вон, говорил, многие жрецы ушли на юг.
— Ну, подумай своей глупой головой, бродяга, — опустил руки старик. — Ну, кто станет заговаривать пустой храм? Зачем он нужен. Заговаривали только те, в которых оставались серебряная книга и ее хранитель. И они были там! Ты спрашивал про монголов и керносов? Нежить вылезает как раз из нее, из книги! Именно в ней были записаны заклинания на оберег. Кто-то из дикарей забрался в храм, украл книгу и разбудил хранителя.
— Как это «разбудил»? — не поверил Середин. — Храму, как я понимаю, много тысяч лет. В нем уж если и засыпали, то навсегда.
— Ты просто многого не знаешь, бродяга. Иногда жрец способен оторвать душу от своего тела и вознести ее в иные миры. Тело его при этом не будет ни есть, ни пить, ни дышать. Оно перестанет быть живым. Но оно и не станет мертвым. Его не трогает тлен, оно не издает запаха.
— Самадхи, — перебил учителя Олег.
— Что?
— Это состояние называется самадхи. Поклонники Будды страсть как мечтают его достичь.
— Зачем? — удивился Ворон. — Ведь мир еще не рушится?
— Из любопытства.
— Пусть так, не важно, — отмахнулся старик. — Главное — в любой момент душа способна вернуться в тело, и оно проснется.
— Наверное, хранитель проснулся, забрал свою книгу и пошел погулять.
— Наверное, хранитель проснулся, забрал свою книгу и пошел погулять.
— Да нет же, бродяга! — выпрямился учитель во весь рост. — Нежить — это фокусы для дикарей, спасательная палочка против глупых диких зверей, когда не остается сил. Книга — у глупого смертного, который способен переписывать только одну фразу и тешит себя мнимым могуществом. Книгу нужно найти и вернуть в храм, пока дикарь не захотел прочитать что-то еще. Но главное — не в книге, главное — в хранителе. Его нужно найти. Найти и…
— За что ты так взъелся на этого сонного жреца, Ратмирович? — Несмотря на сложный разговор, Олег все-таки достал куриную половинку и вцепился в нее зубами. Все-таки голод не тетка, а он только что с дороги.
— Он навлечет на нас гнев богов, бродяга, — покачал головой старик. — Гнев богов. Ты знаешь, что это такое? Это времена, когда люди серебряного века завидуют людям века глиняного. Когда вся земля покрыта льдом от полюса и до полюса, и на ней нет ничего, кроме холода и ветра. Когда оазисы тепла столь малы, что их окружают стенами и обороняют насмерть от всего, что двигается, пусть даже от умирающих детей. Когда ты находишь среди холода стадо замерзших лошадей — а тогда все замерзало целыми стадами и народами, — и ты добираешься до мяса, нарезаешь тонкими ломтиками, согреваешь дыханием и ешь сырым, потому что тебе нечего зажечь, чтобы приготовить или просто согреть себе еду. Целые века только холода, голода и сырого мерзлого мяса — вот что такое гнев богов! И я не хочу пережить это снова.
— Но почему из-за одного этого хранителя на нас должен обрушиться гнев богов, Ратмирович?
— А разве в Дюн-Хоре тебе не рассказывали про семь небес Мира?
— Ну, рассказывали… И что?
— Похоже, или ты ничего не понял, или хранители уже позабыли половину своих знаний. — Ворон снова опустился на корточки. — Ладно, я расскажу тебе еще раз. Мир людей устроен так, что всегда, раз за разом, проходит семь уровней развития — семь небес. Все начинается с божественной милости и получения свободы. На втором уровне вышедшие из божественной благодати люди вручают свою волю священнослужителям и посвящают себя только вере. Они работают во имя веры, умирают во имя веры и даже убивают во имя веры. Но проходит время, жрецы устают и вырождаются, и власть спускается на следующий уровень, к воинам. Теперь священники молятся воинам, люди сражаются во имя чести и поклоняются силе. Однако воины тоже вырождаются, и власть падает дальше, на четвертый уровень, на четвертое небо. К торговцам. Теперь жрецы молятся золоту, воители защищают торговые пути и лодки, а войны идут ради шахт для работы мастерских. Это тоже не вечно, и власть падает к тем, кто трудится. Они начинают выбирать правителей, воинов и жрецов, они диктуют торговцам, что делать в мастерских, а что возить из-за морей. Но от власти начинают вырождаться даже они, и власть падает на шестое небо. К тому, кого мы считаем мусором, отребьем, выродками и негодяями. И тогда мир превращается в хаос. Золото и дома никому не нужны, потому что любой может захотеть отнять их, убив предыдущего хозяина. Воины и законы перестают защищать людей и начинают оберегать насильников и убийц. Любовь к женщинам становится грехом, а скотоложество — правилом. И брат идет на брата, а сын на отца, и матери рождают детей, чтобы съесть их в тот же час. Младенцы боятся появляться в этот мир, а сила никогда не совпадает с совестью и моралью. Гнусность и позор наступают на всех, называя себя святостью… И тогда боги лишаются терпения и скидывают мир на самое низкое, последнее небо. Оно называется — гнев богов.
— Сурово… — почесал в затылке Середин.
— Справедливо, — не согласился Ворон. — После кары за безумие свое люди получили милость. Им дали новых богов: Сварога, Белбога, Стрибога, Ярило, Макошь, Дидилию. Они жили, плодились, молились, приносили дары и были счастливы. Правда, в последние века волхвы стали не так искренни, как ранее, и князья все реже прислушиваются к их советам, а те все чаще пресмыкаются перед князьями. Но то всего лишь второе небо. Пока правителей начнут выбирать смерды, пройдут еще тысячи лет… Если безумие не взорвет его раньше.