Я увидела его за зданием школы, где он чистил клетки с кроликами. Выметал веником круглые катышки помета, в левой руке у него был совок. Я глянула сквозь проволочную сетку. Мизинец без фаланги! Танабэ и «Ятабэ-сан» — один и тот же человек.
Я глянула сквозь проволочную сетку. Мизинец без фаланги! Танабэ и «Ятабэ-сан» — один и тот же человек. Не обманула интуиция! У меня затряслись руки и ноги. Танабэ, ни о чем не подозревая, с добродушной улыбкой спросил:
— Ч-чего надо? — Видно, подумал, что я раньше училась в их школе. Он сильно запинался, но я поняла его без труда. Держа совок в руке, он подошел ко мне.
— Здравствуйте, Ятабэ-сан!
Танабэ разобрал мои слова по губам. Лицо его окаменело. Ткнув пальцем в грудь, с трудом произнес:
— Т-Т-Танабэ. Та-на-бэ Син-ити-ро.
— Помните меня?
— Т-ты приходила к нам в школу?
— Нет. Я имею в виду — раньше. Вы — Ятабэ-сан, жили в городе К. Так? Работали в одном цеху с Кэндзи. Кэндзи Абэкава. Помните?
Ятабэ-сан, подняв на меня глаза, читал по губам. Наклонил голову. Дурачком решил прикинуться. Разозлившись, я вытащила тетрадь из сумки, лежавшей в велосипедной корзине, и написала на пустой странице:
«Я Кэйко Китамура. Девочка, которую похитил Кэндзи Абэкава. Ведь вы — Ятабэ-сан?»
Мельком взглянув на мои каракули, Ятабэ-сан окинул меня быстрым взглядом, в котором мелькнуло плотское вожделение.
«Ты про что? Я ничего не понимаю. Обозналась, наверное», — написал он в ответ.
«Не притворяйтесь, пожалуйста».
«А я и не притворяюсь».
«Нет, вы меня обманываете».
«Не обманываю».
Почерк у Ятабэ-сан был гладкий, ровный, а у меня получалось мелко и коряво. Мы прямо-таки рвали тетрадку друг у друга. Атмосфера постепенно накалялась.
«Вы бросили Кэндзи и сбежали. Вас полиция искала».
«Вот я и говорю: обозналась. Смотри, сейчас полицию позову».
Под этой фразой Ятабэ-сан быстрыми штрихами изобразил злую рожицу. Я растерянно подняла голову. Он смотрел на меня с видом победителя. Положение у меня было невыгодное. В полицию идти не хотелось. Я хотела и дальше оставаться безымянной старшеклассницей, меня это вполне устраивало. Кроме того, суд над Кэндзи уже закончился, дело закрыто, никакие мои жалобы и призывы результата не дадут. Какую роль сыграл Ятабэ-сан, до сих пор неясно. Я заметила, что он еще что-то пишет в тетради:
«Ты ведь сегодня приходила с Куми-тян? Нам нужны натурщицы. У тебя красивое молодое тело. Охота похвастаться им, как Куми-тян?»
Он откровенно издевался, я вся сжималась от этих слов, чувствовала себя ужасно. В физическом развитии я отставала от сверстниц: грудь плоская, тело — как у мальчишки. Зато внутренне уже созрела. Образ девочки-подростка тяготил меня. А Ятабэ-сан продолжал писать:
«Правда ведь, охота?»
Ятабэ-сан весь исходил злобой. Я решила прекратить переписку. Он присосался взглядом к моим губам. Поганые, грязные глаза!
— Все! Хватит! Я уже была натурщицей, в свое время. И вы это хорошо знаете. Кэндзи похитил меня шесть лет назад, я просидела у него целый год. В вашем цеху, на втором этаже. Днем Кэндзи на меня таращился, а по ночам вы за мной подсматривали.
Похоть и злоба во взгляде Ятабэ-сан куда-то подевались, им на смену пришли напряжение и отчаяние, как у утопающего, тщетно пытающегося отыскать глазами берег. Он сгреб кроличий помет в совок и быстро зашагал прочь от клеток. Я пошла за ним. Со стороны бассейна донеслись визг и шум — дети прыгнули в воду, все разом. Урок плавания заканчивается, со щемящей ностальгией подумала я, глядя в спину Ятабэ-сан. Воспоминания о занятиях в бассейне обрывались у меня на летних каникулах после четвертого класса. Пятый класс я пропустила, и дальнейшая жизнь уже проходила в мыслях о том, что со мной тогда произошло.
Ятабэ-сан выбросил помет в контейнер и быстрым шагом направился к школьному зданию. Идти за ним? А дальше? Предположим, я припру его к стенке.
И что? Как бы беды не вышло. Ну и пусть. Я должна знать правду.
Ятабэ-сан обернулся в недоумении. Он будто хотел сказать: «Ну сколько можно?» На меня смотрело ясное улыбающееся лицо. Дети наверняка его любили.
— Н-ну д-дела… Т-ты что-то н-напутала. Я н-не знаю… — выдавил он, силясь изо всех сил.
— Ятабэ-сан! Прошу, расскажите! — воскликнула я. — Что там у вас произошло, до того как я появилась? Кто такая Миттян? Кто выбросил записку, в которой я просила о помощи? Вы?
Ятабэ-сан растерянно погладил свою плешь. В это время на лестнице запасного выхода появился молодой человек — видимо, один из учителей — в белой рубашке поло и джинсах и стал спускаться к нам. Он прижимал к груди охапку бадминтонных ракеток.
Он, видимо, не ожидал увидеть здесь девицу, чуть не вдавившую в стену Ятабэ-сан, который стоял перед ней с бледным потерянным лицом, и торопливо спросил:
— Что-то случилось?
Что за тип? Я ощущала, как его мучают подозрения и в то же время буквально распирает от любопытства. Люди уже столько раз доставали меня своим любопытством, что в этот раз я отступила перед ним. Чужие взгляды разъедали изнутри, как радиация.
— Нет, ничего.
Прочитавший мой ответ по губам Ятабэ-сан победно кивнул. Я проиграла. Он свою вину не признал. Нет, даже не так. Непонятно, была ли за ним вообще какая-то вина. Тем не менее, во мне созрела убежденность. И эта убежденность должна была добавить ядовитых красок в мои ночные сны.