— Сегодня работы много, на полдник ничего не принесу.
Зная, что умывальник и туалет находятся в общем коридоре, я быстро спросила:
— Дяденька, а можно в туалет?
Если он меня пустит в коридор, может, встречу там Ятабэ-сан. Однако Кэндзи одним махом разрушил мои надежды. Отодвинув треснувшую раздвижную перегородку, он достал из шкафа детский горшок — пластмассового утенка. В шкафу я успела заметить беспорядочно сваленную в кучу одежду и картонную коробку.
— Вот тебе.
— Я в нормальный туалет хочу.
— Молчи!
Кэндзи так уставился на меня, что я решила больше к нему не приставать. «Молчи!» звучало у него как предупреждение. Кэндзи оказался хитрым парнем. Я уже писала об этом. Но еще он был большой мастер по части того, как обращаться со мной. Как только я начинала плакать, он распускал руки, чтобы сломить волю к сопротивлению, а если я все-таки пыталась идти наперекор, переходил к словесным угрозам.
Перед тем как Кэндзи погасил свет и ушел, я заглянула в горшок. Показалось, что им уже пользовались, — не очень-то он был чистый. Мне стало не по себе. Если так, значит, до меня тут уже кто-то сидел? Значит, у Кэндзи такие порядки? Такие вот приемчики у него для детей, которых он крадет? Какой по счету его жертвой буду я? Что сделалось с детьми, сидевшими здесь до меня? Может, их он тоже называл Миттян? Я мучилась вопросами и сомнениями, которые стали множиться, как только я опять оказалась в полной темноте. Появились новые страхи, сковывавшие меня по рукам и ногам.
Шаги Кэндзи в коридоре стихли, и через несколько минут работа в цеху возобновилась. Все в комнате заходило ходуном. Теперь вместе с другими вещами подпрыгивал и горшок. Завернувшись в провонявшее по?том одеяло Кэндзи, я пролежала одна несколько часов, мучимая двойным страхом — что рано или поздно Кэндзи меня убьет и что в шкафу, в картонной коробке, у него что-то лежит. Этот день своей жизни я никогда не забуду.
Однако была у меня одна надежда, которая помогала бороться со страхом. Существование человека по имени Ятабэ-сан. Когда-нибудь Ятабэ-сан меня спасет. Я изо всех сил цеплялась за эту надежду, старательно ее подпитывала. Постепенно она росла и крепла. За год моего пребывания в плену у Кэндзи Ятабэ-сан превратился в моего кумира, даже скорее в объект веры в спасителя, который обязательно придет мне на помощь.
За год моего пребывания в плену у Кэндзи Ятабэ-сан превратился в моего кумира, даже скорее в объект веры в спасителя, который обязательно придет мне на помощь. Каждый вечер перед сном я молилась:
— Боженька! Ятабэ-сан! Спасите меня отсюда скорее! Верните домой! Я буду себя хорошо вести!
Но Ятабэ-сан все не приходил. По утрам я слышала скрип двери, когда он выходил из своей комнаты, его шаги по коридору, покашливание. Ятабэ-сан был только звуком. Но от этого моя вера в него только становилась сильнее.
Я постоянно прислушивалась, не идет ли Ятабэ-сан. Но даже когда шагов не было слышно (случались такие дни), все равно благодарила его, что он живет в том же здании, на том же этаже и дышит со мной одним воздухом. Я представляла, что в один прекрасный день он непременно найдет меня, ослабевшую, изможденную, обнимет, скажет «бедняжка», повернется к Кэндзи и набросится на него с кулаками. «Ты что с ребенком сделал?! Скотина!»
А потом Ятабэ-сан заплачет и будет корить себя и просить у меня прощения: «Я же все время рядом был. Как мог не заметить? Прости меня дурака! Прости!»
Воображаемый Ятабэ-сан был немного похож на отца одного мальчика из нашего класса. Точно помню, его звали Кубота. Отец работал на фабрике, где делали детали для электроники. Заболел диабетом, полуослеп и уволился. Он всегда сидел на скамейке в скверике, такой мрачный, щурясь читал газету и рассеянно курил. В нашем районе днем редко можно было встретить взрослого, поэтому, выходя на улицу, я искала глазами отца Куботы на его месте в углу сквера. Наши взгляды встречались. Он узнавал меня, но за все время ни разу и не улыбнулся, лишь пристально смотрел. Я всегда относилась к этому человеку с опаской, от его взгляда делалось не по себе. Вот почему мечта о том, что Ятабэ-сан придет и спасет меня, казалась мне такой сладостной. В плену у Кэндзи я только об этом и думала.
Люди не верят, как это я больше года просидела взаперти. Что делала все это время? Зимой холодно, летом жарко… А ванна? А туалет? Сколько раз меня об этом спрашивали! И следователь, и родители. Хотя я мучилась страхом и страдала от слабости только первый месяц. А потом привыкла и, пока Кэндзи был на работе, спала или фантазировала, строя в голове разные картины. Летом, в жаркие дни, Кэндзи включал кондиционер, зимой, вопреки запрету, я сама включала отопление. Жизнь в заточении не так уж тяжела. Главное — выработать ритм, тогда более-менее терпимо.
Вернемся назад. К тому, как у нас проходил вечер и ночь, когда Кэндзи являлся с работы.
— Мяу! Миттян! А вот и я.
Кэндзи открыл дверь. Он принес поднос с ужином и явно был в хорошем настроении. Иногда ему случалось задерживаться в цеху, но в тот день он пришел как положено — в полшестого. Откуда я знала, который час? По соседству с цехом, похоже, была школа, потому что до меня донеслась «Юякэ-коякэ» [7]: