— Я еще приду тебя навестить.
В следующий раз она появилась на Новый год. Я сидела и ждала мать. Она обещала принести из дома моти [15]- в больничной столовой их не было. И тут вошла Сасаки.
— Как здесь тепло! А на улице снегопад. Сильный. — Она показала на снег, нападавший на плечи.
— Знаю.
Я выглянула в окно, но быстро отвела взгляд. После долгого перерыва было больно смотреть на снег. Как на яркое солнце в тот день, когда меня освободили.
— Вот. Хочу тебе подарить. Увидела вчера в писчебумажном магазине.
Это был ежедневник с котенком на обложке. Я тут же вспомнила о нашем с Кэндзи дневнике. «А вдруг Сасаки знает, что я его спрятала?» — в смятении подумала я. В ее глазах мелькнуло любопытство и через секунду пропало. Как у охотника, увидевшего дичь. С того дня я наглухо закрылась перед Сасаки, не говорила ни слова во время ее визитов.
А с искренней и общительной девушкой из полиции я, наоборот, подружилась. Ее звали Каё Саванобори. У нее было заветное желание — работать в полиции. Она окончила местный частный колледж, лучше всех сдала экзамены на службу в полиции и очень этим гордилась. В полицию ее тянуло не просто так — в семье все полицейские: и отец, и дядя, и старшие братья. Очень симпатичная девушка, лицо портили только красные щеки. Но с фигурой беда — невысокая, коренастая, ноги кривые. Она напоминала мне крабеныша с симпатичной мордочкой. Однако Каё не стеснялась своего малого роста и, привыкнув ко мне, часто демонстрировала у моей кровати разные позы, как заправский борец. Как говорила Каё, если бы ее не взяли в полицию, она пошла бы в женскую борьбу.
Префектуральное управление полиции не знало, что делать с этим особым случаем — ребенка так долго держали в заточении, — и после мучительных раздумий решило приставить ко мне Каё.
Префектуральное управление полиции не знало, что делать с этим особым случаем — ребенка так долго держали в заточении, — и после мучительных раздумий решило приставить ко мне Каё. Полиция города М. вела поиски в К., действовала по шаблону, а полиция К. вообще делала вид, что это ее не касается. За такой подход к работе досталось и тем, и другим, и за дело взялось полицейское управление префектуры. Поэтому со мной так заботливо обращались. Фактически это означало, что всерьез заниматься моим делом, вести настоящее расследование никто не собирается. Следователи, конечно, меня выслушали, но в присутствии родителей. Поэтому я мало что рассказала, да они и сами серьезных вопросов не задавали, с самого начала решив для себя, что от ребенка все равно ничего не добьешься. Единственное — спросили о Миттян.
— Кэйко-тян! Кэндзи вроде называл тебя Миттян. Не скажешь, почему? И еще: не слышала ли ты такое имя — Митико Ота? Это девочка, учится во втором классе.
Я мотнула головой и в свою очередь спросила, что с Кэндзи. Следователи переглянулись:
— Не надо о нем думать, Кэйко-тян. — И все. От них все равно ничего не добьешься, лучше потом порасспросить Каё.
От Каё я узнала странные вещи. Причинившую мне такую боль дырку в шкафу, что стоял в комнате Ятабэ-сан, никто не заметил. Этим и кончилось. Местонахождение самого Ятабэ-сан тоже выяснить не удалось.
Полиция хотела снять с Ятабэ-сан показания, но несмотря на энергичные поиски, его не нашли ни в К., ни в окрестностях. Как сквозь землю провалился. Вдобавок выяснилось, что Ятабэ — это не настоящее имя. Условия в цеху, где работали Кэндзи и Ятабэ, были отвратительные, поэтому его владельцы — муж и жена — нанимали или молодых неустроенных парней вроде Кэндзи, или таких бродяг без прошлого и без имени, как Ятабэ-сан.
— Кто он такой, этот Ятабэ-сан?
Откусив яблоко, Каё задумалась. Яблоки принесли классная руководительница и директор школы, заглянувшие в больницу. «Теперь у нас пятый класс, первая группа. Но ничего. Все будут тебе помогать с уроками», — всхлипывая, проговорила классная. И никто не догадывался, какие уроки уже выпали на мою долю.
— У нас нет его фотографии, но мы знаем, что ему лет сорок пять, приземистый и толстый. Плохо слышит, на левой руке нет мизинца, не исключено, что бывший якудза.
«Когда-нибудь я его найду. Я должна», — думала я. Кэндзи арестовали, посадили куда следует, а Ятабэ-сан сначала подглядывал за нами в свое удовольствие, потом бросил насиженное место и сбежал. Ни за что не прощу! Ребячья непримиримость взывала к мести.
— А зачем тебе Ятабэ-сан? — вдруг услышала я голос Каё.
— Ну… он ведь жил в соседней комнате, — запинаясь, проговорила я. — Почему же не пришел ко мне на помощь? Разве так можно?
— Но он же глухой, не слышал ничего.
Каё относилась к категории людей, не задумывающихся о том, что «могло бы быть еще». Может, именно поэтому мы легко с ней сошлись. Я же, напротив, одновременно думаю о реально происшедшем и о том, что «могло бы еще случиться».
Как-то раз Каё вошла в палату необычно возбужденная. За несколько минут до ее появления от меня ушла мать, и я томилась от скуки. Увидев напряженное лицо девушки, я спросила:
— Случилось что-нибудь?
— Сасаки-сэнсэй просила не говорить. Тебе страшно будет.
— Не будет. Расскажите, — серьезно сказала я. — Я ничего не скажу Сасаки-сэнсэй. Обещаю.