Для своих визитов Миядзака выбирал такой момент, когда матери не было дома. С начала суда над Кэндзи миновало уже около года. Миядзака позвонил с ближайшей станции и спросил, можно ли заехать, кое-что уточнить. Дело было ближе к вечеру. Солнце жарило вовсю — стоял конец июня, лето в самом разгаре. Я только вернулась из школы, разделась, а тут снова пришлось одеваться. Влажная от пота юбка липла к телу; настроение было отвратительное. Я по-прежнему относилась к Миядзаке с настороженностью.
— Как быстро девочки взрослеют! — заулыбался Миядзака, увидев меня в прихожей.
Ему было немного за тридцать. В тот день он был в белой рубашке и неярком галстуке, пиджак перекинут через искусственную руку. Рукава рубашки спущены, несмотря на жару. Он стоял молча, нервно вытирая здоровой рукой пот с подбородка. Я достала из холодильника ячменный чай и повернулась к Миядзаке.
— Это тебе мама советует пить? — как бы между прочим поинтересовался он, оглядывая комнату. С тех пор как мать на него накричала, Миядзака старался приходить только в ее отсутствие.
— Чего вы хотите?
— Кэйко-тян, с тобой произошел такой случай. Конечно же, ты чего-то лишилась. Скажи, чего? — проговорил Миядзака, перекладывая протезом бумаги, которые вытащил из портфеля. Такая у него была манера — ни с того ни с сего задавать вопрос, бивший в самую сердцевину. А потом с наслаждением наблюдать за моим смятением. Миядзака не интересовался выяснением истины, не думал о справедливости, просто хотел получить удовольствие.
— Ну… даже не знаю. — Мой взгляд уперся в его искусственную руку, цветом напоминавшую кусок мяса. Резиновая рука без ногтей, без отпечатков на пальцах. — Я об этом не думала.
— Ну в чем твои потери? В семье? В том, что тебя окружает? В друзьях? В чем? Как думаешь?
— Не знаю.
В моих словах не было притворства. Я задумалась: что же я потеряла? Отца. Веру. Дружбу. Спокойную жизнь. Нет, не это. Я нашла ответ, но решила промолчать.
— Ты думаешь про себя: «Я нереальная».
Я невольно ойкнула. Он что, читает мои мысли? Ведь на самом-то деле жизнь моя проходила в ночных снах, а реальность была как бы их тенью. Моя реальность — сплошной надрыв, замешенный на самообмане, и ничего больше, а жила я ночью. Откуда это мог знать Миядзака? Попятившись, я заглянула ему в глаза. Миядзака скривился — «Ага! В точку попал?!» — и рассмеялся:
— Я уже говорил: ты необыкновенно разумная девочка. Сколько тебе? Тринадцать? Ах, еще двенадцать? Даже не верится. Теперь я понимаю, как кошмары меняют человека. А в твоем случае это так долго было. Ты просидела у него целый год, и теперь тебя человеческим умом не понять. Это ненормально. Благодарить за это Абэкаву или проклинать? Ну ладно, извини, что я так говорю. Но я так думаю.
— Миядзака-сан, вы ему передали, что я про него сказала?
Я крикнула тогда: «Хочу, чтобы он умер!!!» Миядзака облизал губы. Под мышками на белой рубашке расплывались круглые пятна.
— Передал. Абэкава был в шоке, растерялся. Все время только о тебе да о тебе. Прямо влюбился. До него не доходит, что ты к нему плохо относишься. Хотя дело тут не только в недостатке воображения, похоже, он в тебя верит.
Миядзака засмеялся. Взгляд его горел, излучал жар. Я отвела глаза, не в силах устоять перед таким эмоциональным натиском. У меня не было к Кэндзи такого чувства, как у Саванобори, готовой его разорвать. В Миядзаке, как и в Кэндзи, жило удовольствие и общее со мной любопытство. Быть может, именно он был связующим звеном между мной и Кэндзи. Если так, значит, он по-настоящему понимал, что произошло со мной и моим похитителем.
— Что же все-таки было? Расскажи, Кэйко-тян. Очень тебя прошу.
Миядзака загонял меня в угол. Опустив голову, я молчала.
— Между вами какая-то эмоциональная связь. В этом нет сомнения. Подумай: мужчина и девочка целый год живут вместе. Обязательно что-то должно быть. Даже когда собаку или кошку кормишь, все равно связь возникает.
«Мяу!» — мне вдруг вспомнилось, как мяукал Кэндзи. Я была его кошкой, одноклассницей из четвертого класса, объектом сексуальных желаний и еще человеком, который может его понять.
— А кто та девушка, которую нашли в цеху на заднем дворе?
Миядзака полистал лежавшие на столе бумаги.
Мелькнула черно-белая фотография — только что выкопанный из земли скелет. Я тут же опустила голову. Миядзака захлопнул папку с документами — не хотел, чтобы я видела? Хотя вполне возможно, нарочно доставал документы.
— Мы еще точно не знаем, кто это, но уже есть хорошая версия. Скорее всего, филиппинка, пропавшая два года назад. Она работала хостесе в К., в клубе «Копакабана» — и вдруг исчезла, оставив все вещи. Такое часто случается, поэтому это дело в свое время забросили. Возраст сходится и рост. Наверняка она. Сейчас на Филиппинах ищут ее медицинскую карту, чтобы по зубам определить.
— Как ее звали?
— Так и знал, что спросишь, — недовольно буркнул Миядзака. — Ну уж точно не Миттян.
— Все равно, я хочу знать.
— Ана Мария Лопес. Псевдоним — Киска. Знаешь, что такое псевдоним?
— Знаю. А Ятабэ-сан?
— Пока не нашли. Есть такие шайки якудза, где все глухонемые. Похоже, он из их числа. У нас есть несколько человек на подозрении. В следственном отделе говорят, что все равно его достанут. Ты уже не первый раз о нем спрашиваешь, Кэйко-тян. Почему он не дает тебе покоя?