Конечно, я была рада, что оказалась вне центра внимания, но вместе с тем признание Кэндзи стало для меня полной неожиданностью. Ведь в своем дневнике он писал: «Заболела и умерла». Но я об этом никому рассказывать не буду. Это мой секрет навеки. Они не дождутся от меня ни слова об отношениях с Кэндзи. В этом моя месть, мой реванш. Как умерла эта несчастная филиппинская девушка? Я решила больше не зажимать уши, когда задают этот вопрос. Кэндзи и истина мертвы для меня.
Так же как и сны.
Психиатрическая экспертиза показала, что Кэндзи вполне вменяем, и Миядзака потребовал для него смертной казни. Ему было предъявлено обвинение в преступлениях, за которые Кэндзи подвергся аресту и содержанию под стражей, — в убийстве, сокрытии трупа, похищении несовершеннолетней. Кэндзи приговорили к пожизненному заключению, но он так и оставил без ответа загадки: как и зачем он сошелся с Лопес и кто все-таки такая Миттян. Миядзака в обвинительном слове пришел к выводу, что никакой Миттян в природе не существовало, что это все — разыгранный Кэндзи спектакль.
— Вот оно как… Спасибо вам. Значит, его не казнят. Пожизненное заключение… Отсидит десять лет и отпустят.
Мать заплакала, то ли от радости, то ли от огорчения, но, глядя на нее, нельзя было не заметить, что она вздохнула с облегчением — наконец-то все кончилось.
Мать заплакала, то ли от радости, то ли от огорчения, но, глядя на нее, нельзя было не заметить, что она вздохнула с облегчением — наконец-то все кончилось. Мать протянула мне трубку:
— Миядзака-сан хочет с тобой поговорить.
Не здороваясь, Миядзака сразу приступил к делу:
— Кэйко-тян! Суд закончился, теперь можно.
— Что — можно?
— Теперь ты можешь рассказать.
Его натиск удивил и напугал меня.
— Что?
— Абэкава, похоже, все-таки умел писать. Учебник подписан — «Митико Ота». Но кто это написал, так и непонятно. Я думаю, сам Абэкава. Абэкава и есть Миттян.
А если и так? Что с того? Я изо всех сил старалась обуздать свои сны, которые вновь хотели подчинить меня.
— Может, и так. Извините, но я не хочу об этом думать.
— Вот как? Ну понятно, ты же уже взрослая, — с сомнением проговорил Миядзака.
С точки зрения других, может, так оно и было. Но ведь я сексочеловек. Я старалась, чтобы Миядзака не заподозрил этого, не догадался, что я от него что-то скрываю.
— Уже четыре года прошло.
— Это точно. Суд был долгий. Кстати, Абэкава говорит, что приговор обжаловать не будет.
Я представила лицо Кэндзи. Безмятежное, глуповатое. Представила, как его вводят в зал суда, как он обводит глазами места для публики, пришедшей поглазеть на него. Наверное, ищет меня.
— Ничего передать ему не хочешь?
Я вспомнила, как крикнула: «Хочу, чтобы он умер!» Это была эмоциональная вспышка. Однако я уже рассталась со снами. Мне, ребенку, который не мог представить диких сексуальных фантазий Кэндзи, стало трудно защищаться от ночных снов. Всему есть предел. Ведь сны — это целые истории. А сексуальные фантазии заставляют задуматься над тем, что представляет собой человек по имени Кэндзи. Я все больше усложняла и запутывала свою жизнь, хотя внешне жила, как обыкновенная школьница.
— Раньше я сказала: «Хочу, чтобы он умер», а теперь хочу взять свои слова обратно.
— Почему?
— Это чересчур. Передайте, чтобы жил и искупал свою вину.
В воздухе повисла пауза на несколько секунд. Когда они истекли, Миядзака торжественно произнес:
— Понятно! — и положил трубку. Конечно, видеть этого я не могла, но интуитивно почувствовала холодную усмешку на его губах. Чему он усмехался, не знаю, но мне кажется, ему стало со мной скучно — в его глазах я превратилась в заурядную школьницу с самыми заурядными чувствами и ощущениями.
Приговор Кэндзи вынесли, и мы с матерью вернулись к спокойной жизни. Жили сами по себе. Пока шел суд, нас не трогали — ни журналисты, никто. По иронии судьбы, отец, предавший мать, своей скандальной историей с разводом невольно защитил нас. Я со своей болью стала неинтересна, все глаза и уши обратились на него, на его расстроившуюся жизнь. Так что мы с матерью были правы, когда съежились и потихоньку стали ждать, когда ослабеет интерес к нашим персонам.
Так тихо и мирно проходило время в городе L. Мы жили дружно, не ссорились. Доход у матери был небольшой, но жизнь нас вполне устраивала, потому что за нами больше никто не подглядывал. Я без особого труда сдала экзамен в муниципальную школу третьей ступени. У меня появились подруги, друзья. И никому из них не было дела до того, что я и есть та самая жертва похитителя, прославившаяся на всю страну.
Наш микрорайон в городе М., запутанные улочки К., отец, Кэндзи… Все это осталось далеко позади. «Надо, чтобы в жизни появилось что-то новое. Тогда старое забудется». Я начала думать, что эти слова не такая уж и ложь. С ночными снами покончено, с сексуальными фантазиями тоже. Но, как выяснилось, это было лишь временное спокойствие.
В новой школе со мной в классе училась Кумико Сакаи.
Белокожая, с пухленьким личиком, очень упитанная, а ручки и ножки маленькие, тоненькие, как у ребенка. Довольно уродливая. Она занималась в художественной школе и мечтала поступить в университет искусств, на отделение живописи. Сообщив мне это, Кумико спросила:
— А ты кем хочешь стать?