иди, воспитывай местных адептов, у них после последних новостей
эмоции колеблются от дикой паники, до не менее дикой истерики.
— Но, магистр, вы же знаете, что я не могла сказать! —
возмущенный дух смерти полетел следом.
— Естественно знаю, — невозмутимо ответил магистр, — иначе я бы с
тобой не церемонился, Дарюська.
— Не смейте так меня называть!
— Как хочу, так и называю, вредина возрожденная…
Остальное слилось в бурчание и я больше ничего не расслышала, а
после и вовсе уснула, почему-то не в силах ни встать, ни сказать
хоть слово.
— Не смейте так меня называть!
— Как хочу, так и называю, вредина возрожденная…
Остальное слилось в бурчание и я больше ничего не расслышала, а
после и вовсе уснула, почему-то не в силах ни встать, ни сказать
хоть слово.
*****
Прохладная рука осторожно коснулась моей щеки… дрогнула,
стремительно накрыла лоб, затем чуть шершавую ладонь сменили
столь же прохладные губы.
— Ты горишь вся! — встревоженный голос заставил выплыть из
омута беспокойных сновидений и открыть глаза. Мое возвращение
в мир, магистр сопроводил не менее встревоженным. — И взгляд
мутный.
— Выыы… — попыталась сказать я, но так и не смогла выговорить
всю фразу.
— Принес конфеты, — печально сообщил мне лорд директор, — но ты
их есть не будешь, милая.
Это было обидно, потому что есть хотелось.
— Конфеты здоровым, — грустно сообщили мне, — больным — бульон.
Но учитывая твое состояние… Плохо, адептка, очень плохо, у вас
ни к бездне состояние здоровья! Часто до хроники запускали?
Я промолчала, да и сил на разговоры не было.
— Нужно сбить жар,- между тем продолжил лорд Тьер, — я тебя
сейчас раздену, затем разотру, а ты не… злишь меня бесполезными
попытками к сопротивлению!
Какое сопротивление — я не могла даже говорить! А хотелось,
очень, особенно когда магистр опять сходил к шкафчику с опасным
содержимым и вернулся с той же серебряной ложечкой, но уже
другой бутылочкой, из которой капало что-то тягучее и золотое.
— Открываем ротик, — скомандовали мне, в процессе отсчитывания
капель, а едва завершил, поделился новой для меня информацией. —
Эта штука поприятней первой будет, но есть проблемка — вызывает
кратковременные проблемы с памятью…
И неожиданно лорд Тьер вздрогнул, замер, потом взгляд его
скользнул по мне, и на губах заиграла странная, загадочная улыбка,
от которой захотелось накрыться с головой под одеялом и думать
об одном — мне просто показалось!
— А добавим-ка еще парочку, — проговорил директор, улыбаясь все
шире, — так сказать, для закрепления эффекта.
Он еще шесть добавил!
В ужасе смотрю на магистра, потом на ложечку, попыталась
увернуться, но в следующий миг сладко-горькая тягучая жидкость
была у меня во рту, движение лорда, перекрывшего мне нос, и
пришлось сглатывать, чувствуя, как по щекам потекли слезы! Как
будто мне не ясно, что тут дальше будет! Или непонятно с какой
стати господин директор меня лечит лично, в собственной постели!
С директором Энером мы данный вопрос еще на первом курсе
решили с обоюдной выгодой — я ему выпивку из таверны, он мне
поблажки в обучении, и при случае защиту от профессоров.
А этот
аристократ, за свои обеды платить сам изволит…
— Отставить слезы! — резкий окрик лорда Тьера вызвал еще больший
поток моего отчаяния, но господам было уже не до этого — он
пошел лекарство на место ставить, после вообще вышел.
А я лежала, смотрела в потолок и думала что делать! Что мне
сейчас делать?!
Послышалась тяжелая поступь лорда Тьера, вскоре на пороге
спальни показался и он сам, несший таз с водой, над которой
клубился пар. Аромат трав мгновенно наполнил все пространство,
и стал ощущаться сильнее, когда таз был расположен на стуле,
который магистр придвинул ближе к кровати, а затем вновь вышел.
Когда вернулся, в его руках была стопка белоснежных простыней и
покрывало из серебристой шерсти скарха, которая не промокает.
— Так, — пробормотал магистр, расстилая покрывало, — сейчас мы
тебя быстро на ноги поставим, и не таких поднимали, — быстрый
взгляд на меня, — хотя нет, таких худых и измученных образом
жизни еще не поднимали.
И он снова ушел, вернулся с большой глиняной кружкой, над
которой тоже поднимался пар, но ее, накрыв блюдцем, отложил на
прикроватный столик, затем торопливо снял камзол и расстегнув,
закатал рукава рубашки. И вот после этого, лорд обошел кровать и
направился ко мне.
— Все, адептка, начинаем лечиться, — весело сообщили мне,
раскрывая одеяло, и ввергая в мир холода и такого же ледяного
отчаяния, — знаю, что морозит, — уже без улыбки произнес он, — но
жар уже слишком сильный, нужно принимать меры.
И наклонившись, лорд Тьер без усилий подхватил меня на руки, и
переложил на то самое непромокаемое покрывало, сверху
застеленное белоснежной простынею. А затем, с меня резким
движением сняли и рубашку и белье. Все произошло так быстро,
что я не успела даже возмутиться, но затем, осознав в каком виде
лежу перед ним на белой простыни, у меня и голос прорезался:
— Что вы…
— Будете кричать, сорвете голос, — накрыв рукой мое возмущение,
прошипел лорд Тьер. — К тому же здесь нет никого, кто мог бы вас
услышать, а лично мне ваши стоны абсолютно безразличны!