Старший помощник понурился.
— Позже я это сообразил… но было уже поздно. А тогда я здорово испугался. Я впервые убил человека и… короче, я запаниковал. Я как-то не подумал, что могу и не говорить вам всей правды. Когда я успокоился и собрался с мыслями, прошло уже много времени, а вы непременно спросили бы, почему я сразу не доложил о случившемся.
Когда я успокоился и собрался с мыслями, прошло уже много времени, а вы непременно спросили бы, почему я сразу не доложил о случившемся. И я… боюсь, я не смог бы внятно объяснить свое поведение, не рассказывая о той девушке.
— А что вы сделали с бомбой?
— Уничтожил. Основной компонент G4 еще не был активирован, поэтому я сжег его в конверторе, катализатор вылил в умывальник, а корпус бомбы с пусковым механизмом вынес с корабля и выбросил в мусоропровод на орбитальной станции.
Конте лишь сокрушенно покачал головой. Впрочем, нельзя было сказать, что Василов рисковал, уничтожая таким образом бомбу. Основной компонент 04 — сыпучий гигроскопичный порошок серо-металлического цвета — в своем чистом, неактивированном состоянии не взрывался и даже не горел, что делало его совершенно безопасным при транспортировке. В мощную взрывчатку он превращался лишь в смеси со специальным катализатором, и тогда для его детонации хватало одной слабенькой искры. Как правило, смешивание производилось непосредственно перед взрывом, поэтому обезвреживание такой бомбы, даже с запущенным часовым механизмом, было вполне безопасным занятием.
— И все-таки вы наконец решили сделать признание, — после паузы промолвил Конте. — Совесть замучила?
— Нет, капитан, не совсем.
— А что же случилось?
— Эта девушка… она сейчас на нашем корабле. Это подруга Евы Монтанари, синьорина Ковалевская.
Несколько секунд Конте молчал, переваривая услышанное.
— Вы уверены, Билл? Вы не обознались?
— Никак нет, капитан. Это точно она. Я узнал ее, как только увидел фотографию… хотя нет, тогда я подумал, что это может быть случайным сходством. Вернее, понадеялся, что это лишь сходство. Но потом я встретился с ней на корабле и окончательно убедился, что она — та самая девушка, которую я видел на Терре-Сицилии за девять дней до отлета и которая предупредила меня о бомбе. У нее не только внешность один к одному, но и манеры, походка, речь, жесты — короче, все.
— И когда вы это поняли? — спросил Конте, с трудом сдерживаясь, чтобы не швырнуть в старпома чем-нибудь увесистым, вроде пепельницы.
— Еще до старта, — ответил Василов и втянул голову в плечи, словно прочитав мысли своего капитана. — Я встречал катер у стыковочного шлюза.
«Почти двенадцать часов назад… Проклятье, что мне с ним сделать?! Посадить в карцер до конца полета? Или сразу выбросить за борт — чтоб и сам не мучился, и меня не мучил, и не сделал несчастной девушку, которой взбредет в голову выйти за него замуж…»
— А как вела себя при встрече синьорина Ковалевская? — немного успокоившись, поинтересовался Конте.
— Поначалу делала вид, будто ничего не произошло и она видит меня впервые. Потом глазела на меня, как на пришельца из другой галактики. Чуть позже взяла себя в руки, но в ее поведении и дальше чувствовалась некоторая нервозность. А в следующий раз я виделся с ней уже за завтраком, и тогда она показалась мне совершенно спокойной. Правда, время от времени как-то странно поглядывала на меня-то ли настороженно, то ли удивленно.
Конте встал с кресла и прошелся по рубке. Остановившись за спиной Василова, он с наслаждением представил, как сворачивает старшему помощнику шею. Возникшая в его воображении картина была настолько привлекательная, что ему стоило немалых усилий отказаться от ее воплощения в реальность.
«Что же происходит, черт возьми? — напряженно, размышлял он, — В какую историю мы все влипли? Кому понадобилось взрывать наш корабль? И зачем было так хитро, ненадежно и, в конце концов, попросту глупо спасать нас от гибели? Ведь этот олух был недалек от того, чтобы совсем проигнорировать предупреждение… А также он мог выпасть в шлюз.
Удариться головой о косяк двери. Уронить на себя штангу в спортзале. Захлебнуться под душем. Подавиться своими любимыми взбитыми сливками… Он и не на такое горазд».
Вернувшись на свое место, Конте пододвинул к Василову консоль компьютерного терминала.
— Пишите рапорт, старший помощник. В вольной форме. Постарайтесь вспомнить все относящееся к этому делу. И не вздумайте что-нибудь утаить — я вам голову оторву. Все ясно?
— Так точно, капитан… — Василов замялся. — А что, что будет со мной?
Конте тихо вздохнул:
— Прилетим на Дамогран, тогда и посмотрим. У вас впереди еще двадцать пять суток, чтобы исправиться. Хотя… — Он немного помолчал, затем доверительным тоном сообщил: — Боюсь, это хронический случай, Билл. Вас только могила исправит.
10
Виктория Ковалевская, дитя звезд
После беседы у коммодора Конте мы с Евой вернулись в нашу каюту и принялись потрошить мои многочисленные чемоданы, выбирая, какие вещи мне понадобятся в пути, а какие можно отправить в камеру хранения «Отважного». Вчера вечером у нас не было ни сил, ни желания заниматься этим — мы прибыли на борт эсминца уставшие и расстроенные, на скорую руку поужинали и сразу легли спать, даже не дождавшись, когда корабль стартует и перейдет в овердрайв. Мне, правда, пришлось выпить снотворного, чтобы долго не ворочаться в постели, прогоняя беспокойные мысли, зато измученная переживаниями Ева, едва прикоснувшись головой к подушке, заснула как Убитая.