— Могу вас заверить, господин адвокат, что вам не о чем беспокоиться. Я принял все меры предосторожности, и никто не узнает о моем визите. А в дальнейшем мы встречаться не будем, потому что…
— Потому что, — перебил его я, — у нас не будет никаких общих дел. Я очень благодарен вам за осторожность, а сейчас, убедительно прошу вас уйти. Нам больше не о чем разговаривать.
Конноли покачал головой:
— Мой уход ничего не изменит. Вы все равно займетесь моим делом. Собственно, вы уже занимаетесь им.
Я вопросительно уставился на него:
— Что вы имеете в виду?
— Тут вот какая ситуация, советник. У меня есть дочь Элен, ей скоро исполнится семнадцать. Девять лет назад, во время одного из покушений, погибли моя жена и оба сына, а Элен лишь каким-то чудом уцелела. Мне удалось скрыть факт ее спасения, и официально она считается умершей. Все эти годы она находилась под опекой верных мне людей, пожилой супружеской четы, которых окружающие считали ее дедом и бабушкой…
Я решительно подступил к нему и схватил его за отворот пиджака с явным намерением вытолкать из кабинета.
Наверное, со стороны это выглядело немного комично: Конноли был на полголовы выше меня и раза в полтора шире в плечах, и, хотя я значительно моложе его, я вряд ли смог бы сдвинуть его хоть на сантиметр.
— Господин Конноли! Я не собираюсь дальше…
— Ее настоящее имя, — будто ни в чем не бывало продолжал он, — Элен Розалинда Конноли. Но вы должны знать ее как Алену Габрову.
Я разжал пальцы, отпустив пиджак посетителя. Моя рука соскользнула вниз и безвольно свесилась вдоль туловища.
— Алена… Габрова… — растерянно пробормотал я. Конноли отошел от окна и остановился возле стола.
— Вы, конечно, можете известить суд, что отказываетесь защищать ее интересы, — неторопливо проговорил он, — Но вы так не сделаете. Не в ваших привычках бросать клиента на произвол судьбы только потому, что у того обнаружились неподходящие родственники.
Чувствуя себя загнанным в ловушку, я на негнущихся ногах подошел к двери, заблокировал ее изнутри, затем вернулся к столу и тяжело опустился в свое кресло. Конноли тоже сел и устремил на меня задумчивый взгляд. В его серых с неуловимым зеленоватым оттенком глазах застыло ожидание.
— Значит, — наконец произнес я, — это вы рекомендовали Петру Габрову отказаться от услуг Стоянова и нанять меня?
— Да. Наш первый выбор защитника нельзя назвать удачным. Господин Стоянов оказался самодовольным ничтожеством с дутой репутацией. А о вас я навел тщательные справки и уверен, что на сей раз не ошибся. В определенных кругах вас считают самым удачливым судебным адвокатом Дамограна. И, по-моему, эта репутация вполне заслуженная.
— В гражданских делах, может, и да. Но не в уголовных. Я редко выступал на таких процессах.
— По моим сведениям, шестнадцать раз. И в четырнадцати случаях добились оправдания своих подзащитных.
— Это говорит скорее о моем умении выбирать клиентов, а не об удачливости, — заметил я, — Восьмерых… нет, даже девятерых из них оправдали бы и при самой скверной защите. Но что касается вашей дочери…
Меня перебил зуммер интеркома. Как я и ожидал, дочка, обеспокоенная моей длительной задержкой с выпроваживанием Конноли, решила выяснить, в чем дело. Я нажал кнопку ровно настолько, чтобы сказать: «Извини, Юля, я занят», — после чего выключил интерком.
— Так вот, — продолжал я, — в случае с вашей дочерью дела обстоят хуже некуда. Следствие располагает слишком убедительными доказательствами, и я не вижу ни малейшего шанса опровергнуть их или хотя бы подвергнуть сомнению. Даже сам Перри Мейсон, легендарный адвокат двадцатого века, не смог бы убедить присяжных вынести оправдательный вердикт я на секунду умолк. Томас Конноли спокойно смотрел на меня, и я мог только догадываться, какая боль скрывалась за этим притворно равнодушным взглядом. — Вы уж простите за откровенность, но я не считаю себя вправе внушать вам напрасные надежды. Я уже говорил это господину Габрову, теперь повторяю и вам, что Алена… то есть, Элен…
— Называйте ее Аленой, — посоветовал Конноли. — В противном случае вы рискуете запутаться и назвать ее Элен при посторонних. Да и она сама за девять лет привыкла к своему новому имени.
— Да, вы правы, — согласился я и продолжил: — Так вот, Алена несомненно будет признана виновной. Вопрос только — в чем и какое за сим последует наказание. Я полагаю, именно это вы и хотите со мной обсудить?
На какой-то миг Конноли замялся.
— Ну… Прежде всего, я хотел бы выяснить, есть ли еще возможность освободить Алену до начала суда под залог.
Вопрос только — в чем и какое за сим последует наказание. Я полагаю, именно это вы и хотите со мной обсудить?
На какой-то миг Конноли замялся.
— Ну… Прежде всего, я хотел бы выяснить, есть ли еще возможность освободить Алену до начала суда под залог. Сумма не имеет значения, когда речь идет о спасении моей…
— Молчите! — быстро произнес я, тотчас сообразив, что замышляет мой посетитель. — Ни слова больше. Я все понял, но не хочу ничего об этом слышать. Позвольте напомнить вам, что я не ваш адвокат и не собираюсь им становиться. Поэтому убедительно прошу вас воздержаться от разглашения в моем присутствии сведений, которые закон квалифицирует как информацию о преступных намерениях. Я могу догадываться о ваших планах — догадки не факты, их к делу не подошьешь, но знать о них я не хочу. — Надеюсь, я ясно выражаюсь? Конноли кивнул: