Благодаря газетам я восстановил основные вехи ее жизни после моего внезапного и странного исчезновения. Джейн ждала меня в нашем доме в Уокинге почти пять лет, но потом терпение ее иссякло. Она вернулась в Лондон и там вышла замуж за известного адвоката, Дугласа Эванса. У них родилась дочь, которую они назвали Сельмой. Я даже наткнулся на фотографию Джейн: милая старушка улыбалась все той же улыбкой, в которую я когда-то влюбился, прогуливаясь с ее обладательницей по Кинг-Кросс. Мне тотчас захотелось встретиться с ней, но мой порыв был явно неосмотрительным. Что бы я ей сказал? Мое неожиданное появление внесло бы совершенно ненужный переполох в ее спокойное существование. Иными словами, с самого момента моего исчезновения я больше не видел прелестной женщины, которая теперь спит рядом с тобой. Возможно, мое признание заставит тебя, как только ты дочитаешь письмо до конца, разбудить ее нежными ласками.
Но тут уж ты поступай как знаешь! Я в твою личную жизнь вмешиваться не намерен. Впрочем, главным в тот миг, как я считал, было побыстрее убраться из Лондона — и не только из страха, что я могу встретиться с ней или с кем-то из своих друзей, которые вмиг узнают меня, поскольку внешне я ничуть не переменился. Нет, мне надо было спасаться, ведь Маркус вполне мог прочесывать век за веком в надежде разделаться со мной.
Я изменил свой внешний вид, отрастив густую бороду, и выбрал прелестный средневековый город Норидж в качестве места жительства, чтобы без лишнего шума начать там новую жизнь. Благодаря тем навыкам, которые ты в юности обрел, работая у мистера Коуэпа, я поступил на службу в аптеку и в течение целого года с утра до ночи отпускал мази и микстуры, а ночами, растянувшись в постели, слушал новости, следя за тем, как медленно надвигается война, которой суждено раз и навсегда изменить мир. Короче говоря, по собственной воле я вел серую и бессмысленную жизнь — именно такую, какой всегда так боялся и о какой упрямо мечтала для меня матушка. Я страшился писать, чтобы не привлечь к себе внимания Маркуса. Я был писателем, обреченным жить так, словно я лишен всякого таланта, способного облагородить окружающий мир. Можешь ли ты вообразить большую муку? Я — нет. Порой меня даже одолевали сомнения: а стоит ли держаться за такую жизнь? К счастью, нашлась женщина, которая помогла мне. Ее звали Алисой, и она была прелестна. Однажды утром она зашла в аптеку, чтобы купить пачку аспирина — препарата ацетилсалициловой кислоты, который стала производить некая немецкая фирма, прежде занимавшаяся красителями, — и унесла мое сердце, завернув его в тонкую бумагу.
Любовь вспыхнула между нами невероятно быстро, и случилось это еще до начала войны. Поэтому нам с Алисой теперь было что терять. К счастью, основные события развивались далеко от нашего городка — видимо, он не представлял никакой угрозы для Германии, чей новый канцлер вознамерился завоевать весь мир, ссылаясь на то, что в его венах текла кровь высшей расы. Весьма спорный аргумент! О катастрофических последствиях войны мы могли судить по ужасному грохоту, который доносил до нас ветер, прежде чем в руки к нам попадали газеты с последними сводками. Всего этого было достаточно, чтобы понять: нынешняя война отличалась от любой предыдущей, потому что наука изменила свое лицо, предоставив людям новые способы убивать друг друга. Теперь сражения происходили в воздухе. Только не думай, что отряды аэростатических шаров обменивались выстрелами, соревнуясь, у кого первого взорвется мешок с водородом. Человек покорил небо, создав летающий аппарат тяжелее воздуха, напоминающий тот, что Жюль Верн изобразил в своем романе «Робур-завоеватель», только сделаны они отнюдь не из папье-маше. И еще эти аппараты сбрасывают на землю бомбы. Отныне смерть приходила с небес, извещая о своем приближении душераздирающим свистом. И хотя в результате сложных союзных отношений шестьдесят стран были вовлечены в кошмарную войну, только Англия сохранила прежнее состояние, остальной же мир с изумлением наблюдал за тем, что творит новый режим. Германия решила во что бы то ни стало сломить сопротивление нашей страны и подвергала ее постоянным бомбардировкам, хотя сначала, соблюдая некие правила военной чести, сбрасывала бомбы на аэродромы и порты, но очень скоро они полетели и на города. Наш дорогой Лондон превратился в груду дымящихся развалин, невредимым остался, словно символ непобедимости нашего духа, только купол собора Святого Павла. Да, Англия не сдавалась, и совершала налеты в небо Германии, и даже нанесла серьезные разрушения историческому городу Любеку, расположенному на берегу реки Треве. После чего германское командование решило в отместку усилить атаки на Великобританию. Вопреки всему мы с Алисой чувствовали себя в Норидже, не имевшем никакого стратегического значения, в относительной безопасности.
На беду, город был отмечен тремя звездами в знаменитом путеводителе «Бедекер», а туда, по всей видимости, немецкие вожди имели привычку заглядывать. Путеводитель Карла Бедекера советовал посетить романский собор, замок XII века и многочисленные церкви, но Германия предпочла смести их с лица земли.
Все мы находились в соборе и слушали проповедь падре Хелмора, чей голос внезапно был заглушен неприятным жужжанием, летевшим с неба. Мы разом подняли головы к своду, словно вдруг решили полюбоваться красотой его нервюр. Тут-то и нам довелось испытать тот страх, о котором писали газеты. Падре Хелмор велел прихожанам покинуть храм под тем предлогом, что именно он может стать главной целью немцев. И хотя кое-кто предпочел остаться, то ли парализованный ужасом, то ли слепо веря, что нет убежища надежнее, чем это, я схватил Алису за руку и потащил к выходу, стараясь пробиться сквозь толпу. Мы как раз вышли на улицу, когда упали первые бомбы. Как описать этот кошмар? Я бы сказал так: гнев Божий не идет ни в какое сравнение с гневом человеческим. Люди в ужасе метались вокруг, не понимая, куда бежать, земля дрожала, дома рушились. Мир разлетался на части, мир погибал. Я попытался отыскать какое-нибудь более или менее безопасное место, чтобы укрыться, но единственная мысль, посетившая меня, сводилась к тому, что человеческая жизнь, в конце концов, для нас же самих очень мало что значит. И тут, среди бестолковой беготни, я почувствовал весьма знакомое головокружение. В мозгу что-то болезненно ухало, и все вокруг стало расплывчатым. Я уже знал, что сейчас произойдет. Приостановив наш безумный бег, я велел Алисе покрепче схватиться за мои руки. Она растерянно посмотрела на меня, но сделала так, как я велел. Тем временем окружающий мир вдруг поблек, я в третий раз потерял ощущение собственной тяжести, сжал зубы и решил во что бы то ни стало унести Алису с собой. Я ведать не ведал, куда направляюсь, но ни за что не хотел бросить ее здесь, как когда-то оставил Джейн, как оставил свою жизнь, как бросил все, что любил. Накатившие на меня ощущения были мне уже привычны: на короткий миг я словно завис в воздухе, покинув собственное тело, потом вернулся в него, только вот на сей раз в своих руках я чувствовал тепло чужих рук. Открыв глаза, я усиленно заморгал, стараясь сдержать приступ тошноты. Затем счастливо улыбнулся, глядя на руки Алисы, зажатые в моих руках. Тонкие и нежные руки, которые я любил покрывать благодарными поцелуями после минут любви. Но только ее руки мне и удалось перенести с собой.