— Ну что, Том, я думаю, ты уже знаешь, что нам теперь делать, ведь так? — сказал Джефф, похлопывая его по плечу, когда приветственные крики стихли. — До нас дошел слух, что наш любимый бордель обзавелся новым товаром. С раскосыми глазами. Ты понял? С раскосыми глазами!
— Ты когда-нибудь трахался с китаянкой, Том? — спросил Брэдли.
Том отрицательно покачал головой.
— Каждый должен хоть раз в жизни это попробовать, дружище! — засмеялся Джефф, вставая из-за стола. — Эти китаяночки знают сотни трюков, чтобы доставить мужчине удовольствие. Наши-то и понятия о таком не имеют.
Шумя и толкаясь, они вышли из таверны на улицу. Брэдли шел впереди, громко расхваливая достоинства китаянок в постели, к удовольствию Майка, который уже предвкушал, как встретят их в борделе. По словам Брэдли, восточные женщины не только были услужливыми и любвеобильными, но обладали удивительной гибкостью, которая позволяла им вытворять со своим телом что угодно и принимать любые позы. Несмотря на соблазнительные обещания, Тому совершенно не хотелось следовать за приятелями. В эту минуту единственной женщиной, которую он хотел любить, была Клер, хотя у нее не было ни раскосых глаз, ни сверхъестественной гибкости. Том вспомнил рассказ Клер о том, что она испытала, когда в первый раз отдалась ему после встречи в чайном салоне, и подумал: а что бы сказали его приятели, эти грубые и неотесанные мужланы, если бы узнали, что наслаждение может быть совершенно иным, чем те примитивные чувства, которые они испытывали, удовлетворяя свою похоть.
Приятели остановили кэб и с хохотом залезли в него. Майк взгромоздился вслед за Томом, чуть не расплющив его своим огромным весом о дверь экипажа. Джефф крикнул кучеру, и кэб тронулся с места. Том, у которого никак не получалось привести свои мысли в порядок, смотрел в окно. Час был поздний, поэтому безлюдные улицы, по которым они проезжали, рождали ощущение опасности и казались полными скрытой угрозы. Тут он заметил, что кучер едет в неправильном направлении: они двигались не к борделю, а в сторону порта.
— Эй, Джефф, мы, кажись, едем не в ту сторону! — крикнул Том, стараясь перекричать остальных.
Джефф Уэйн повернулся к нему и посмотрел на него с таким серьезным лицом, что слова застряли у Тома в горле. Брэдли и Майк тоже прекратили смеяться. В кэбе повисло зловещее молчание. Смех и голоса стихли внезапно, как будто от могильного холода, повеявшего невесть откуда.
— Нет, Томми, мы едем в ту сторону, — наконец произнес Джефф, на губах которого играла странноватая печальная улыбка.
— Да нет, не в ту, Джефф! — продолжал настаивать Том. — Эта дорога ведет к…
В ту же минуту он все понял. Как же он раньше не догадался! Это наигранное веселье, этот тост, как будто прощальный, напряжение, которое с самого начала чувствовалось в экипаже… Все стало предельно ясно. В полной тишине, которая воцарилась внутри кэба, трое мужчин смотрели на Тома с деланым спокойствием, видимо давая понять, что ему не остается ничего другого, как смириться со своей судьбой.
В полной тишине, которая воцарилась внутри кэба, трое мужчин смотрели на Тома с деланым спокойствием, видимо давая понять, что ему не остается ничего другого, как смириться со своей судьбой. Но, к своему удивлению, Том вдруг понял, что теперь, когда пробил его последний час, ему вовсе расхотелось умирать. У него не было на то никаких причин, да если бы даже и были, теперь ему просто расхотелось, и всё. Во всяком случае, не так и не в этом месте. И не от руки этих людей, которых случай и слепая вера во всемогущество Мюррея заставили стать убийцами. Да, Мюррей любого мог превратить в убийцу при помощи толстой пачки купюр. По крайней мере, Тому было приятно убедиться в том, что Мартина Такера, который всегда казался ему наиболее приличным человеком из всей шайки, не было сейчас в этой компании. Он единственный не пожелал продавать своих добрых чувств к Тому за деньги и участвовать в «веселом» мероприятии.
Том тяжело вздохнул, размышляя о порочной природе человеческой натуры, и посмотрел на Джеффа с разочарованием. Его приятель пожал плечами, показывая своим видом, что не несет никакой ответственности за то, что сейчас произойдет. Он собирался что-то сказать, наверное, что-нибудь типа: «Такова жизнь!» — или еще какую-то банальность, но ему помешал мощный удар сапога Тома, который пригвоздил его к сиденью.
Оглушенный неожиданным ударом, Джефф захрипел от боли. Том знал, что подобный удар ненадолго выведет Джеффа из строя, но стремительность его атаки застала противников врасплох. До того как два приятеля Джеффа смогли что-нибудь предпринять, Том со всей силы двинул локтем прямо в челюсть Майка Спарелла, который все так же сидел вплотную к нему. Челюсть с хрустом мотнулась в левую сторону, хлынувшая фонтаном кровь залила оконное стекло. В это мгновение не потерявший присутствия духа Брэдли выхватил из кармана нож и бросился на Тома. Он был ловким и увертливым, но, на счастье Тома, самым слабым из троих. Том перехватил руку с ножом и дернул в сторону. Упавший нож звякнул о пол кэба. Воспользовавшись тем, что от боли в вывернутой руке Брэдли наклонился почти к его сапогу, Том двинул его коленом в лицо и оттолкнул к противоположному сиденью, где тот обеими руками схватился за окровавленный нос. За несколько секунд Том расправился со всей троицей, но ему рано было праздновать победу. Окончательно пришедший в себя Джефф с глухим ревом кинулся на него сверху. Вес его тела придавил юношу к двери, а ее острая ручка вонзилась Тому в ребра. Ожесточенная борьба продолжалась несколько секунд, пока Том не услышал треск за своей спиной. Он понял, что дверь не выдержала веса двух здоровенных мужчин, в ту минуту, когда полетел наружу вместе с прицепившимся к нему Джеффом. От удара о мостовую у него потемнело в глазах. По инерции оба покатились по улице, и Джефф наконец разомкнул свои железные объятия.