— Отставить разговорчики! — не дав Миколе договорить, скомандовал по внутренней связи Раимов. Однако Пацука не так?то просто было остановить.
— Товарищ майор, а вы в детстве дырок много насверлили? — с неприкрытым любопытством поинтересовался есаул.
— Каких дырок? — оторопел Раимов.
— Круглых, естественно, — пояснил Пацук. — Их обычно в деревяшках или железках делают. И еще во всяких разных материалах.
И еще во всяких разных материалах. На уроках труда или просто от нечего делать.
— Ну, сверлил. И что из этого? — все еще пребывал в недоумении майор, хотя кое?кто (не будем показывать на Шныгина пальцем) уже начал похихикивать. — Да я в свое время дырок столько насверлил, сколько ты ложкой в рот еще не попадал!
— Мама моя, ридна Украина! Вот оно когда открылось, — изумился Пацук. — Я ведь все думал, чего вы так подслушивать и подсматривать любите. А оказывается, у вас это с детства. Так сколько вы, товарищ майор, в пионерлагере дырок в стенках девчоночьих туалетов и душевых комнат насверлили? Больше, чем я за всю жизнь ложкой в рот попал?..
— Отставить разговорчики, агент Пацук! — под громкий хохот Шныгина, гыканье Кедмана и хихиканье ефрейтора прорычал майор.
— Нет уж, вы сообщите нам точную цифру! — не унимался есаул. — Потомкам это интересно будет знать.
— Два наряда вне очереди, — в ответ вынес свой вердикт Раимов.
— Да хоть два, хоть пять! — рявкнул в ответ Микола. — Давайте, мучайте меня. В гроб загоните! Но помните, что Украина вам этого не простит…
— Естественно, не простит. Она памятник нам поставит, блин, еври бади! — сквозь смех выдавил Шныгин и удостоился такого взгляда со стороны есаула, что любой другой, не подготовленный доктором Гобе человек просто сквозь землю бы провалился. Хотя куда уж дальше?! В Америке старшину никто не ждал.
— Агент Шныгин, два наряда вне очереди, — Раимов, видимо, и его решил не оставлять без внимания.
Сергей после такого коварства со стороны командира сразу же подавился собственным смехом. Старшина обиделся на несправедливость Раимова и, поскольку командир был лицом неприкосновенным, стал думать, кому бы другому голову отвернуть. А вот Пацук, увидев, что не одному ему плохо, сразу успокоился и даже попытался заступиться перед Раимовым за сослуживца. Однако, схлопотав еще один наряд, решил замолчать.
Ну а про Зибциха и Кедмана говорить вообще не стоит. Едва майор вынес первое наказание, как улыбки с лиц дисциплинированных солдат НАТО словно ветром сдуло. А Сара, напротив, вышла из душа цветущая, благоухающая и радостная. Хотя непонятно, чему может радоваться женщина, когда она завернута в одно лишь полотенце. Без косметики и бижутерии.
— Ребята, я слышала, что вы тут хохотали, — с улыбкой на лице произнесла Штольц. — Что случилось? Расскажете?
— Расскажут. После ужина, — проворчал Раимов по внутренней связи. От его голоса Сара вздрогнула и зачем?то попыталась растянуть полотенце так, чтобы оно спрятало ее всю, от щиколоток до мокрой макушки. — А сейчас все в актовый зал. Бегом марш!.. Да, агент Штольц, у вас три минуты на сборы.
— А как же мы в актовый зал пойдем, когда в коридоре стройбатовцы горбатятся? — ехидно поинтересовался Пацук. — Нам же людям свои физиономии показывать нельзя.
— Ничего. Вы масками свои морды прикроете! — рявкнул Раимов. — Бегом марш, я сказал! Если через три минуты хоть кого?нибудь на собрании не будет, я вам такой уик?энд устрою, что ни один хеппи?энд и во сне не приснится!..
«Икс?ассенизаторы» уже давно поняли, что спорить с Раимовым бесполезно. Поэтому дружной толпой бросились в кубрик за вязаными масками. Правда, внутрь попали не все. Единственную в группе женщину бойцам пришлось пропустить вперед и ждать у дверей, пока она не выкинет наружу спецназовские шапочки с прорезями для глаз и рта. И вот тут?то агентов ждало первое потрясение.
— Так, блин, сейчас я одному художнику самовар на сапоги натяну! — рявкнул Шныгин, первым подобрав шапку с пола. — Сало, мать твою в натурщицы Пикассо, это как называется?!
Собственно говоря, удивляться было чему.
На черной шапочке, которую старшина держал в руках, была намалевана изумительно отталкивающая морда. Звериная харя ехидно скалилась в тупой ухмылке бабуина, имела нос характерного фиолетового оттенка и, ко всему прочему, почему?то была наделена кошачьими усами. То есть ничего общего с медведем не имела. Ну а понять, кто именно нарисован на шапочке, можно было лишь по выразительной надписи прямо на лбу создания.
Пока Пацук оторопело таращился на озверевшего Шныгина, ставшего почти неотличимым от морды, намалеванной на шапке, Кедман заглянул старшине через плечо и дико заржал, своими глазами увидев сомнительное произведение искусства. Впрочем, смеялся он не долго. Шныгин даже не успел развернуться и высказать пару ласковых, истинно русских выражений в адрес излишне веселого янки, как капрал своим же смехом и подавился. А все от того, что и на маске «морского котика» была намалевана звериная морда, соответствующая его позывному.
Слон у Кедмана выглядел настоящим симпатягой. Этакая помесь Барби с комаром, перепившим халявной крови. Хобот лихо изгибался, торча из того места, где у нормальных существ нос растет, а вытаращенные раскосые глаза угрюмо нависали над опухшими щеками. Кроме того, неизвестный пока художник снабдил зверя кольцом в нижней губе и клинописным отображением позывного Кедмана на лбу нарисованного монстра. Именно кольцо в губе почему?то особенно разозлило капрала.