Потому, в темный град Соловья вернувшись, заперлись они в темнице [15] , и стали думать да гадать, как же одолеть им супостата. И ничего путного им в голову не приходило, к кому за помощью не обратись — не одолеть им Олега с его дружиной. Разве что к эльфам, но те не помогают, коли им самим на то охоты нет. Или к альвам, тем никакой враг не страшен, захотели бы — весь мир был бы уже у их ног, но расплата за такую помощь будет страшна. Вот и приходилось другие варианты измышлять.
— Гаршакра кракратар хар пракаратра вракран картар такартарар! — наконец предложил дракон.
(«Одолеть вампира мы способны исключительно пребывающего спящим»)
— Но ведь ты знаешь, Горыныч, как это племя чутко спит… К нему ведь не подкрадешься незаметно, для этого надо быть как минимум… — Соловей загорелся. — Горыныч, я знаю, кто к нему может подкрасться незаметно! Горыныч, мы спасены! Незаметно напасть на спящего вампира может только…
— Кракратар гаршакра кракратар! — радостно взревел Горыныч во все свои три глотки, да так, что весь темный замок содрогнулся.
(«Вампира одолеет вампир»)
— Да, Горыныч! Лети в горы! Я покажу тебе путь, туда, в последнее гнездо кровососов…
Вернув свой истинный облик, с Соловьем на спине змий взмыл в небеса, направляясь к тем, кому будет суждено пресечь излишне долгую жизнь Олега.
— Даргарака артарх даргарака! — тихо, чтоб Олег не расслышал, пробормотала себе под нос глубокую философскую мысль левая, самая умная, голова дракона.
(«Подобное победит (любой ценой) подобное»)
Прошло несколько часов.
Темная ночь, спят усталые путники. Потух костер, и только свет полной луны освещает землю.
Но вот в небесах показываются смутные тени — они еще далеко, но с каждой секундой все ближе и ближе. Птицы? Нет, не птицы — скорее летучие мыши, если, конечно, летучие мыши бывают таких огромных размеров. Вот они уже совсем близко, и посмотри кто на небо — его взгляду предстали бы самые страшные создания, которых только может вообразить больная человеческая фантазия.
Вот они уже совсем близко, и посмотри кто на небо — его взгляду предстали бы самые страшные создания, которых только может вообразить больная человеческая фантазия. Похожие на гротескную смесь летучей мыши и обнаженного человека, они кружили над людьми, высматривая, спят ли будущие жертвы.
И вот, наконец, тот, кто привел за собой ночных чудовищ, решился — пора! Стремительной стрелой он бросился вниз, и вслед за ним последовал весь его род — знаменитое племя масанов-убийц, веками нагонявшее ужас на смертных по всему миру. Они убивали за деньги и забавы ради, князей и дружин, купцов и простолюдинов. Не существовало таких стен, которые могли бы защитить от них, немногое оружие, выкованное рукой человека, могло нанести им вред. И вот теперь их попросили — настойчиво попросили помочь, пообещав достойную плату, всего лишь за гибель жалких смертных. Масан-вождь уже чувствовал близость человеческой крови, уже предвкушал пиршество — это должна была быть легкая добыча. «Племя никого не потеряет за эту ночь», — думал вождь, приближаясь к земле.
И вдруг он почувствовал что-то неладное. Смутное ощущение близкой беды, тревога, легкое волнение — масан не мог объяснить свои чувства. Ему бы прислушаться к чутью, которое в свое время его предков сделало вождями, но это был молодой, неопытный масан. Жажда крови затмила его разум, голод оказался сильнее, и вот он уже стоит на земле, и на расстоянии вытянутой руки ждут своего часа смертные…
А потом настала боль. Он сначала даже не понял, что это такое, но потом дошло — это яд! «Так вот почему смертные не выставили стражу!», — подумал он, — «Это была ловушка! Они знали, они все знали, и теперь я должен спасти свой род!» Он попробовал закричать, но бесполезно — сожженные легкие больше не дышали, сожженное горло издало лишь хрип, а масаны все спускались на землю. Лишь для того, чтоб умереть. Страшно и мучительно.
Вождь пережил их всех. Он увидел, как погиб весь его древний род, погибли мудрые старцы, идущие на последнюю охоту, погиб молодняк, пожелавший впервые вкусить человеческую кровь, погибли даже младенцы, еще не умеющие сами сосать кровь и летающие на спинах своих матерей. Вождь скончался последним.
Наступило утро.
— Ааааааааааааааааааа! — разбудил всех пронзительный вопль жаворонка-Любослава.
— Ты че орешь, козел? — запустил в шамана камнем стонущий Толян, не попал. — И так башка раскалывается, еще и этот… Засунь свою… в… твою мать! — выразительно закончил он свою мысль, и, перевернувшись на другой бок, захрапел дальше.
Колян даже не проснулся. Так что дальнейшие вопли шамана были адресованы исключительно Олегу со Всемиром.
— Вампиры! Вампиры! — не унимался Любослав, до этого особого страха к Олегу, тоже вампиру, никогда не проявлявший.
— Они дохлые, — прокомментировал Олег, не выразив никакого сочувствия по поводу гибели своих дальних родичей и отшвырнув от себя подальше тушку масана.
— Сколько же их! — удивленно покачал головой Всемир, созерцая усеянную трупами ночных монстров поляну.
— Обычное племя, — пожал плечами Олег, — от двадцати до сорока особей. Дикие, нрав необузданный, жажда крови лишает последних зачатков разума. Противные твари.