Устроились на привал. Так как прошлым вечером Толяну с Коляном погулять не удалось, готовились с утра на рыбалку идти, то решили за два дня сразу отпраздновать. Благо чем — хватает, оленина, кабанина, утятина, рыба вареная, рыба жаренная, фрукты-овощи, караваи почти свежие, не говоря уже о главном продукте — медовухе пятидесятиградусной в неограниченных количествах. Причем одним им было скучно гулять — остальных тоже пригласили. Олег сразу подсел, Всемир после непродолжительных колебаний, Любослав сначала отнекивался.
— Не пристало волхвом с богатуры питяши! — пытался он объяснить основы своей жреческой философии, но безуспешно.
— Слышь, старик, ты че, нас не уважаешь? — недоуменно спросил Колян, и у волхва не оставалось выбора — богатырей он уважал и пришлось вместе со всеми пить.
Но не долго — двух-трех чарок Жаровнику хватило под завязку, после чего он завалился на голые камни, где и уснул. А остальные богатыри еще долго гуляли, пока кто-то, вроде как Всемир, «песни боевые, дабы боги возрадовались», петь не предложил.
— А че, это идея! Слышь, Толян, тащи гитару!
— В натуре! — согласился с приятелем Толян, спустя каких-то три минуты уже нашедший под пассажирским сиденьем самую настоящую шестиструнную гитару, настроенную и готовую к игре.
— Круто! А че петь будем? Давай нашу, любимую! — предложил Колян.
— Давай, …! — согласился Толян. — Подпевай, … мать!
Бритоголовый шкаф, с нежностью, достойной самого Дон Жуана, обхватил поудобнее гитару, взял для пробы несколько аккордов и заиграл…
— С одесского кичмана, — пел он своим хриплым голосом, — сорвались два уркана, сорвались два уркана в дальний путь…
— Ой, в дальний путь! — неожиданно красивым баритоном поддержал Колян.
— У княжеской малины они остановились, они остановились отдохнуть, — пел Толян, и в памяти Олега поднимались вроде бы уже давно и начисто забытые образы — Одесса, революционная романтика, и он, комиссар ЧК Олег Горемыкин, бредет по ночному городу…
— Ой, отдохнуть! — подпевал Колян.
— Товарищ, товарищ, болять мои раны, болять мои раны глубоке! — пел Толян, и было такое чувство, что это именно его раны сейчас так болят…
— Ой, глубоке-е-е! — не отставал от приятеля и Колян.
— Одная заживаеть, другая нарываеть, а третия открылась на боке! — хрипел с чувством Толян, да так, что сам Древощит едва не прослезился.
— Ой, на боке!
— Товарищ, товарищ, товарищ малахольный, за что ж мы проливали нашу кровь…
— Ой, нашу кро-овь…
Хорошо Колян с Толяном пели.
Чувственно. От всей души. Вкладывая себя в слова песни так, что Олег для себя решил — если у этих двоих в бизнесе проблемы начнутся, если финансово-промышленная группа Вована прикажет долго жить, то Коляна с Толяном можно на эстраду устроить. У Олега там хорошие связи были…
За «Кичмном» последовала «Мурка», сначала обычная, потом с Рабиновичем, плюс еще несколько вариантов, которых даже Олег не знал, затем «Владимирский централ», другой репертуар Круга, репертуар Гарика Кричевского, опять вернулись к старым одесским песням… Потом и Всемир подпевать начал, хоть и слов не знал, но в ритм как-то укладывался, даже Любослав прямо сквозь сон что-то мычал нечленораздельное… Так всю ночь и просидели. Только под утро, когда по идее уже вставать и дальше отправляться пора, Толян отложил в сторону гитару и, зевнув на прощанье, завалился спать. Колян с Всемиром последовали за ним, и только Олег еще долго бренчал на гитаре, напевая что-то вроде «идет охота на волков, идет охота…» Как уже говорилось, потребность во сне верховные вампиры испытывают опосредовано, да и алкоголь на них почти не действует, так что Олег мог себе позволить еще немного поиграть…
Тем временем древний дракон и дальше ворочался на груде золота… Эманации его сознания разлетались все дальше и дальше, сначала слабые, их могли почувствовать лишь самые великие чародеи и могучие силы. Но волны драконьей ненависти становились все сильнее, и теперь уже их чувствовали почти все: простые люди — как вспышки беспочвенной злости, безосновательную ярость; домовые и полевые, овчинные и банные — как страх, древний, как и сами эти мелкие божества. Змии же, или меньшие драконы, неразумные братья дракона древнего, как верные псы, чувствовали пробуждение своего хозяина и водили праздничные хороводы над Драконьим Хребтом, готовясь к торжественной встрече властителя небес…
Наших же героев это все почти не затронуло — лишь Любослав метался во сне, видно, кошмары виделись. Остальные же оказались слишком толстокожими, чтоб на какие-то там проявления Змея Горыныча реагировать — особенно Колян с Толяном. Тем, кто с Вованом ужиться смог, чудовища нипочем.
Пробуждение компании спасителей мира произошло где-то к полудню — солнце как раз в зените стояло, когда, зевая и заливая сухое горло припасенным с вечера рассолом, предусмотрительно прихваченном в дорогу в большом количестве, герои соизволили раскрыть глаза.
— Слышь, Олег, а тебе че, опохмеляться не надо? — с удивлением спросил Колян, когда вампир от своей порции рассола отказался.
— Не, не надо. У нас, вампиров, похмелья не бывает.
— Круто! — тут же рядом оказался Толян. — А меня вампиром можешь сделать? Ну, вы ж это, вроде как, умеете…