Ну и Олег, конечно, тоже не отставал — о своем житье-бытье рассказывал.
— …так мы с Зинкой и познакомились. Я ведь сразу почуял — ведьма, люблю я таких, бой-баба! Она такая, коня на скаку остановит, в горящую избу войдет! Но сначала отношения не сильно складывались. Я к ней от всей души, а она меня Плетью Нергала оглушить пытается, да невидимость кастует! Давно я так не зажигал, со времен Салтычихи, та все пыталась меня ритуалами кровавыми отвадить, ну так я такое люблю! Что за женщина, которую покорять не нужно? Олег я, Горемыка, или кто? Так и Зинка Лобная — все проклятья на голову насылала, шарами огненными кидалась, шпагой своей, рубиновой, рубила. Дозорные, из Ночного, когда Зинка со мной отношения выясняла, в другом конце города сидели, носа не показывали! Говорят, в это время в Африке некоторые племена северное сияние видели, а я все равно не сдавался! Каждую полночь у окна стою, в каждой руке по две черных розы, серенады вою, и улыбаюсь, как только мы умеем! Ну какая женщина устоит? Вот и Зинка не устояла.
«Ты чего от меня хочешь, вампир проклятый?» — спросила, ну я и ответил, чин чином, «жениться хочу!». Она чуть в обморок не упала — еще бы, стоит возле окна шестнадцатого этажа вампир, две черные розы протягивает, руку и сердце предлагает. Покричала для принципа, мол, «ты что, душегубец, всю кровь мою выпить хочешь?», да оттаяла. В церкви мы не расписывались, это мне что крест, что звезда пятиконечная, а у ведьм к церковникам старая нелюбовь, со средних веков пошла. Ну так сейчас нравы простые, гражданским браком жили, девяносто шестой год на дворе, ей тогда только восемнадцать стукнуло. В самом соку. А потом пошло-поехало, Зинка у меня сначала в девяносто девятом на конвенте ведьмовском профессиональной ведьмой была избрана, а через четыре года вообще верховной ведьмой всех славян, так что у нас в семье теперь двое верховных. А цветы те Зинка так и не выбросила — заклятье наложила, так до сих пор две черных розы в гостиной стоят, две в спальне…
Только Любослав все молчал. Не потому, что рассказать нечего — как раз тут Жаровник мог любому фору дать, больше чем он мало кто в целом мире историй про жизнь богов знает, да все никак осмелиться не мог, богатырей отвлечь. Ведь те не просто истории рассказывали — мудростью житейской делились, что только и поможет в пути до цели добраться, врагов лютых одолеть. По крайней мере, волхв был в этом уверен.
А тем временем «Вепрь» мчался вперед, верста за верстой минуя Лес-Лиховище. Вот уже и деревья-вампиры позади остались, вот просвет появляется, вместо елей да сосен березы, сердцу милые, дубы могучие, грабы да клены, тис да ясень, рябина да калина. Кончился Лес-Лиховище, Лешего лютого вотчина, начался обычный подлесок, где путников мавки не затанцуют, гоблин древесный [3] не закрутит. А скоро и вовсе деревья кончились, и открылась нашим героям величественная картина Дансы-реки.
— Ни … себе! — восхищенно пробормотал Толян.
— В натуре отпад! — согласился с другом Колян.
И даже Олег вынужден был признать:
— Да, красивые у вас тут места встречаются…
Красивые — не то слово! Мечта любого пейзажиста, тут тебе и небо голубой лазури, и могучие горы с заснеженными вершинами, и яркое летнее солнце. Ну и уж, конечно, река, могучая, редкая птица перелетит, перед ней широкий луг цветами переливается, бабочки порхают; за ней крутой зеленый склон, ивы плакучие в воду погрузились. А к самой реке кто только на водопой не пожаловал — и косули тут, и олени, и лосей семейство, кабаны похрюкивают, птицы с опереньем всех цветов радуги весело щебечут, лягушки квакают. Пастораль, одним слово, красота, и, кажется, что вечно можно наблюдать эту прекрасную картину…
— Слышь, только не вспугни! — предупредил приятеля Колян.
— Сам не вспугни, … мать! — огрызнулся тот, беря на прицел матерого кабана. — Такого с одного выстрела не уложишь — добивать придется, …!
— Олег, отпадное сафари! — еще раз поблагодарил вампира Колян, целясь в могучего оленя.
— Стреляем на счет три! — скомандовал Толян. — Раз…
Шкафы-богатыри бритоголовые иногда умели действовать с потрясающей согласованностью, понимая друг друга с полувзгляда. Стоило машине выехать к реке, как они за миг выскочили наружу, приняв боевую готовность к стрельбе лежа. Даже вампир, с его-то сверхчеловеческой реакцией, созерцая пейзажи, упустил тот миг, как в руках его приятелей появилось оружие — классическая трехлинейка Мосина у Коляна и новомодная финская SSG-96 у Толяна, и где они их все это время прятали… Пару мгновений — и, обменявшись парочкой слов и междометий, шкафы выбрали себе по цели, да не стали сразу палить, чтоб друг другу дичь не вспугнуть, а подождали, и, по счету три…
Залпы грянули одновременно, и в тот же миг обалдевшие звериные стада рванули прочь.
Даже вампир, с его-то сверхчеловеческой реакцией, созерцая пейзажи, упустил тот миг, как в руках его приятелей появилось оружие — классическая трехлинейка Мосина у Коляна и новомодная финская SSG-96 у Толяна, и где они их все это время прятали… Пару мгновений — и, обменявшись парочкой слов и междометий, шкафы выбрали себе по цели, да не стали сразу палить, чтоб друг другу дичь не вспугнуть, а подождали, и, по счету три…
Залпы грянули одновременно, и в тот же миг обалдевшие звериные стада рванули прочь. Однако доблестным охотником это не могло помешать — единожды выбрав себе цель, они ее не упускали даже в таком мельтешении голов. Видно, сказывался немалый опыт подобного рода мероприятий. И добились своего — когда через минуту берег реки опустел, начисто вытоптанный бежавшими в панике животными, на берегу остались ровно две туши — хряка да оленя.