Позднее утро уже плавно перетекало в полдень, когда мы вчетвером собрались под раскидистым деревом, расположились в холодке и принялись уплетать остатки вчерашнего пиршества. Чуть позже к нам присоединился Фарх. Мы с удовольствием выслушали его рассказ о злоключениях Харрана, которого заели-таки комары. Какое-то время он отлеживался на четвереньках, покусанной задницей кверху, а когда смог толком распрямить закоченевшее тело, убрался с глаз долой. Еще бы — после такого позора. Фарх радовался, как ребенок. Я же понимал, что столица не простит нам ничего. Ни своих людей, изгнанных нами обратно, ни Харранову задницу. Но думать об этом сейчас мне не хотелось. Мирное, тихое утро, и надо им наслаждаться. Подумать обо всяких пакостях всегда успею.
Как всегда, неслышно подошел Эррон.
— У меня для вас новости, — сказал он. — Приятные.
Мы, разумеется, тут же принялись его расспрашивать.
— Этот ваш Город, оказывается, не просто ловушка. Маги Зла высасывали силы из живых людей для своего чародейства. Крепость на этой силе построили даже. А когда Город исчез, вся сила вернулась к людям обратно. Представляете, что сталось с этой крепостью?
Я представил, и видение схлопывающейся внутрь крепости почти уничтожило память о том, как выглядел Город сквозь пробитую мной стену. Он лежал передо мной, как развалившееся сырое мясо. После слов Эррона я, пожалуй, смогу забыть, это зрелище.
— Ну, если б не дети… Кстати, а где они? — спросила Ахатани. — Я их с утра не видела.
— Где им и следует быть, — ответил Эррон, — в кузнице. Сегодня они в первый раз будут работать самостоятельно.
— Вот бы посмотреть! — невольно вырвалось у Тенаха и Халлис.
Эррон улыбнулся и покачал головой.
— Нельзя. Вот разве только Наемнику можно. Он сам — кузнец и оружейный мастер. А если кто другой, ничего не выйдет.
— Что поделаешь, — вздохнул Тенах. — Иди, Наемник, посмотри. Потом расскажешь.
Нечего и говорить, что я не заставил себя упрашивать.
Но рассказывать об увиденном… не знаю, как и рассказать. Но я понял, почему эльфийских кузнецов учат с малолетства. Все другое. Совсем-совсем другое. Я видел, что делают Тайон и Тенхаль, и почти всегда понимал, но сам не смог бы. И никто из обычных людей не смог бы. Даже Гимар.
Лица мальчиков были отрешенными и бледными, несмотря на жар пылавшего горна. Я смотрел, как околдованный. Я видел, какие чары вплавлялись в сталь. Этот клинок никогда не подведет своего бойца. Эльфийское оружие никогда не подводит.
Клинок, возникавший у меня на глазах, не был особенно ярким или блестящим. Но по сравнению с ним даже лучшая сталь, вышедшая из рук человека, казалась пористой, ломкой, тусклой и какой-то потной.
Труд был окончен к вечеру, когда туман уже заволакивает низины. На сей раз он был густым, как молоко. Эльфы сгустили его для того, чтобы мальчики могли правильно закончить отпуск стали.
Тенхаль вскочил на заранее оседланного коня, Тайон подал ему меч, и мгновением позже всадник исчез в тумане.
— Неплохо для первого раза, а, Наемник? — одобрительно сказал Эррон.
— И это ты называешь «неплохо»? — возмутился я, не в силах изгнать из памяти дивное сияние клинка. Эррон истолковал мои слова по-своему.
— По-моему, неплохо. Конечно, это еще далеко до совершенства, но для первого раза вполне недурная работа. Скажу тебе по-секрету: они собираются подарить меч тебе. Надеюсь, ты не побрезгуешь.
Я засмеялся.
— Еще бы! И вот что, Эррон. У меня есть одна маленькая просьба. Когда ты подходишь ко мне, топай сапогами погромче, ладно?
Эррон тоже засмеялся.
— Тебе это не поможет. Учись слышать. Ничего, еще годик-другой, и ты научишься.
И с этими словами он развернулся и исчез в тумане.
Я побрел домой, все еще очарованный увиденным.
Ахатани, как всегда, не ложилась, дожидаясь меня. Мы перекусили на скорую руку, переговариваясь шепотом. А потом я, по своему обыкновению, с разбега прыгнул в постель. И тут же с воплем вылетел обратно. Простыня волочилась за мной. Ее приклеило к моей голой спине что-то липкое и донельзя холодное.
— Ч-что это?! — возопил я, переводя дыхание.
Ахатани обследовала меня со всей тщательностью.
— По-моему, вишневый сироп, — сказала она. — Холодненький, из погреба, со льда.
— Тайон, паршивец! Так вот зачем он лазил в погреб!
Носик у Ахатани сморщился от усилия сдержать смех, но верхняя губа предательски дрожала.
— Смейся, смейся! — проворчал я. — Вот если бы ты вляпалась…
— То тебе было бы меня очень жалко. — Ахатани приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в кончик носа. — Пойдем, это надо отмыть.
— Да уж, — буркнул я, завернувшись в простыню, окончательно к ней приклеившись, и последовал за Ахатани.
— Ну и жизнь, — бурчал я, пока Ахатани поливала меня теплой водой, — делаешь детей, не спишь, так они же тебе и потом спать не дают.