Я продолжал смертельный танец вдоль печки. Только бы вурдалак не понял, что интересует меня никак уж не печка, и даже не стена с оружием, а стол! На столе лежал целый ворох деревянных шпилек для закалывания рулетов. Только вчера я собственноручно сделал их из осины, благо более подходящего дерева в доме не нашлось, а тащиться среди ночи в лес у меня не было ни малейшего желания. Конечно, шпилька — не кол, но в умелых руках и шпилька сойдет. Жаль только, что они слишком легкие, чтобы их метнуть. Я сделал вид, что вурдалак оттесняет меня к столу. Пятиться было нетрудно: в своей кухне я каждую половицу знаю, не споткнусь. Главное, чтобы этот кровожадный паршивец не заметил за моей спиной того, что на столе лежит.
Край столешницы уперся мне в спину. Вурдалак ухмыльнулся плотоядно и надвинулся на меня. Когда его зубы клацнули рядом с моим носом, я отдернул голову, завел руки назад, схватил по шпильке в каждую и с силой вогнал их вурдалаку в глаза.
Вурдалак завыл дурным голосом и попытался выдернуть шпильки, но осина жгла ему руки. Я без помех миновал воющего ослепленного вурдалака, схватил со стены свой деревянный нож со сменным лезвием, и воткнул его упырю в сердце. Вурдалак дернулся и затих. Я пошатал рукоять, освобождая ее от лезвия, быстро вставил в нее новое на всякий случай и осмотрел вурдалака. Мертв.
Убедившись в его смерти, я сделал все, что полагается: развел чуть поодаль от дома два костра, отрубил вурдалаку голову, положил тело в один костер, голову в другой, вернулся в дом и наглухо закрыл все окна и двери: вонять сейчас начнет несусветно.
— Ахатани, — позвал я, — где ты? Вылезай. Все уже закончилось.
Боги, мертвые мои Боги, где же моя жена? Меня прошиб пот. Не мог ей вурдалак ничего сделать, я сразу с ним схватился, едва он вошел. Или, может, пока мы сражались, за моей спиной кто-нибудь…
Нет. Нет!
— Ахатани! — заорал я.
Крышка сундука откинулась.
— Здесь я, — недовольным тихим голосом сообщила Ахатани, подымаясь во весь рост с ребенком на руках. — Не вопи так громко, ребеночка испугаешь.
Невзирая на появление вурдалака, вопли, пребывание в сундуке и прочее, Тайон по-прежнему мирно сосал. Он почмокивал, сопел и издавал смешные звуки, глотая молоко.
— Уж если этот ребеночек вурдалака не испугался, меня он не испугается и подавно, — проворчал я, помогая Ахатани сначала вылезть из сундука, а потом обойти лужу крови на полу, не запачкав подол.
— Беспорядок какой, — вздохнула Ахатани, глядя на лужу вурдалачьей крови. — Ты не ранен?
— Нет. А с уборкой придется подождать. Воды в доме нет, а выходить наружу, пока вурдалак не сгорит, мне что-то не хочется.
— Чем ты его? — поинтересовалась Ахатани, ласково целуя лобик Тайона.
— Твоими шпильками для рулетов. Не беспокойся, там еще много осталось, — я сел и залюбовался энергично сосущим Тайоном.
Не беспокойся, там еще много осталось, — я сел и залюбовался энергично сосущим Тайоном. — Болван я. Вот тебе в голову пришла действительно отличная мысль — спрятаться в сундуке. Там целый полк разместить впору. Правда, если долго сидеть, можно и задохнуться.
— Ничего подобного! — запротестовала Ахатани. — Я в нем дырочки провертела.
— Зачем? — я даже опешил.
— Когда Тайон подрастет, он захочет играть в прятки. Надо же подготовить для него место.
Я захохотал, не сдерживаясь. Тайон сердито фыркнул и слегка поперхнулся молоком. Ахатани мелькнула на меня возмущенный взгляд и принялась утешать ребеночка. Да, с рождением Тайона кротости у моей маленькой святой заметно поубавилось.
В дверь яростно застучали ногами. На мгновение у меня мелькнула шальная мысль, что безголовый вурдалак выскочил из костра и жаждет снова переведаться со мной: пойдем, дескать, выйдем. Но это оказалось плачущая Халлис с ребенком на руках.
Я распахнул дверь, впустил Халлис и быстро вновь захлопнул дверь. Вслед за Халлис в дом ворвалась невыносимая чадная вонь. Халлис обессиленно опустилась на пол, чудом миновав кровавую лужу, и зарыдала в голос.
— Перестань сейчас же, ребенка испугаешь! — Ахатани незамедлительно отобрала у плачущей Халлис еще громче орущего ребенка, отдала мне Тайона и приложила сына Халлис к груди. Тайон решил не брать с него пример и не зашелся в вопле, зато незамедлительно наделал мне на рубашку. Ребенок Халлис перестал орать, и я хотя бы мог разобрать, что кричит сама Халлис.
— Ох, Наемник, ох, миленький! — она цеплялась за мои ноги так отчаянно, что я едва не свалился с Тайоном ей на шею. — Ой, пойдем, пойдем, пожалуйста! Пойдем скорее!
Она захлебывалась плачем. Мне стало жутковато: чтобы Халлис начала давиться слезами, должно произойти что-то страшное.
— Куда? Говори толком! Да заберите у меня кто-нибудь ребенка!
Сущее светопреставление. Ахатани успокаивала малыша Халлис, сама Халлис судорожно всхлипывала и цеплялась за меня, а мой сын с сосредоточенной радостью плевал мне в ухо.
— Наемник, миленький, они его убьют! — причитала Халлис.
— Кого — Тенаха? — С трудом сообразил я.
Халлис кивнула.
— Кто убьет? Где? Что случилось? — мои быстрые вопросы заставили Халлис на минуту прекратить рыдать и попытаться сказать что-то членораздельное. Я начал вникать, но тут в дверь снова постучали.