Не говоря ни слова, он подошёл к ещё не остывшей подкове, взял её клещами протеза, поднёс к глазам и внимательно осмотрел.
Когда моя гордость за себя стала выплывать наружу в виде счастливой улыбки на пол-лица, гном обрушил меня на землю, обломив всё.
— Качество плохое, ковка отвратительная, подкова годится, только чтобы на забор повесить, воров отгонять. И то навряд ли поможет, — закончил гном свою речь.
Повернувшись ко мне спиной, он выбросил с таким трудом сделанную подкову в кучу железного хлама, который лежал перед кузней.
— Работа, конечно, отвратительная, — повторил гном, задумчиво глядя на меня, — но я бы взял тебя в подмастерья. Согласен?
Я кисло улыбнулся ему и ответил:
— Я не планирую здесь задерживаться, скорее всего, завтра-послезавтра уйду из замка, так что спасибо вам за предложение.
Гном проворчал:
— Первый раз в жизни беру себе подмастерье, да ещё какого-то человека, пусть и говорящего на нашем языке — и тот отказывается. Да за одну только возможность поработать со мной многие в Тарских горах отдали бы руку.
Я склонил голову.
— Мне правда нужно будет уходить, уважаемый мастер.
Гном недовольно отвернулся и вышел из кузни. Я сложил все инструменты, которыми пользовался, и решил, что лучше действительно переночевать тут, чем в том клоповнике. Постелив на землю большой кожаный фартук, я уложил на него сверху свои зимние вещи — получилась, конечно, не перина, но я не привередничал.
Тут же, в кузне, я умылся и даже сполоснулся по пояс после тяжёлой работы, правда, вода в ручье была обжигающе холодной.
«Стоит привыкать к таким условиям, — грустно подумал я, — возможно, ванну и душ я увижу не скоро». Думать об этом совершенно не хотелось, поэтому я решил отложить все мысли до разговора с бароном.
Ужин у барона был предельно простым: сыр, краюхи хлеба и жареное мясо. Но я был настолько голоден, что уплетал всё за обе щёки. Правда, от меня не укрылся внимательный взгляд барона и его кивки Грану, на то, как я лихо управляюсь двузубой вилкой и ножом. Когда я и барон насытились, со стола было убрано и мы остались вдвоём.
— Для начала давай познакомимся, мой юный спаситель, — с улыбкой спросил меня барон.
— Максим Кузнецов, — представился я неполным именем, что-то удержало меня от произнесения ещё и отчества.
— Барон Крон, владелец этого замка и окрестных деревень, — представился он, но потом сконфуженно поправился, — деревни.
Я сделал вид, что не заметил этой оговорки и спросил его:
— Господин барон, я совершенно не помню себя, и хотел спросить у вас, как у умудренного жизнью человека: кого мне стоит поискать, чтобы мне помогли обрести память?
Барон довольно улыбнулся при слове «умудрённого» и ответил:
— Похвально видеть в молодом поколении уважение к старческим сединам. С такой проблемой, как у тебя, я ни разу не сталкивался. Возможно, тебе стоит показаться нашей знахарке, живущей на краю леса, она единственная в этих краях, кто может чем-то помочь.
Я нахмурился, знахарка меня не устраивала и спросил:
— А как же маги или волшебники? Их вообще реально найти?
При моих словах барон вздрогнул и испуганно заозирался.
— Максимильян, ради Единого, никогда больше не произноси этих слов. Запомни, у стен есть уши, и если даже при поношении короля эти уши будут безучастны, то, поверь мне, за одно только слово о Неназываемых тебя потащат в пыточную.
Я вздрогнул от его слов, было похоже что старик не шутит, а боится всерьёз. Что, если он говорит правду?
— Что такого произошло, раз Неназываемых так боятся? — спросил я.
Что, если он говорит правду?
— Что такого произошло, раз Неназываемых так боятся? — спросил я.
— Войны магов, — тихо ответил барон. — У всех ещё свежи в памяти Первая и Вторая магические войны. Тогда Неназываемым почти удалось захватить королевство и только вмешательство Паладинов Нашего Господа помогло королю уничтожить магов и их войско. Правда, считается, что Круг Семерых до сих пор жив и плетёт очередной заговор с целью захвата мира. Именно поэтому любой, кто просто заикнётся о Неназываемых, будет казнён — слишком велик страх властей перед ними и их слугами. Так что, если тебе дорога жизнь, никогда не спрашивай о них и тем более не назовись их последователем, иначе за твою жизнь я не дам и асса.
— А что в этих войнах произошло-то? — поинтересовался я у него, — почему все так боятся Неназываемых?
Барон опять, скорее в силу многолетней привычки, чем из соображений безопасности, оглянулся вокруг и тихо ответил.
— Круг Семерых использует магию, а она запрещена Единым Богом как богомерзкое занятие и отрава человеческих душ. Семь Неназываемых Круга на полях битвы Первой войны использовали магию Смерти, поднимая павших солдат и направляя их против живых. Именно после этого во всех королевствах было запрещено даже произносить название магии и магов. Паладины Единого Бога огнём и мечом долго выжигали подобную скверну везде, где её находили. Сколько тогда погорело травников и знахарок, обвинённых в пособничестве Неназываемых — не счесть. Костры с людьми горели, не угасая, в каждой деревне и селе, до тех пор, пока Паладины не заявляли, что данная деревня очищена от скверны. Не приведи Единый, чтобы Паладины вернулись снова, а это случится обязательно, если дознаются о пособниках Неназываемых. Ещё раз заклинаю, никогда и нигде не произноси этих слов.