Сразу после моих слов, Рон превратился в чёрную статую с широко приоткрытыми от удивления глазами.
Гном спросил меня что-то на каком-то языке, которого я не знал:
— Не знаю такого языка, — задумался я. — Но что-то мне подсказывает, что это какое-то тайное наречие гномов.
Гном покашлял.
— Точно говоришь Макс, — это наше тайное наречие, его знают от силы несколько сотен гномов.
— М-да-а, оказывается наш мальчик полон тайн, — протянул нахмурившийся нубиец. — Интересно откуда он знает столько языков?
— Самому интересно Рон, — ответил ему гном.
— Вот что, Макс, — после минуты задумчивости жёстко заявил кузнец. — Никому не говори и не показывай, что ты понимаешь больше пары-тройки человеческих языков, а уж тем более никогда и ни за что не проговорись, что понимаешь языки других наций, иначе тобой могут заняться Паладины.
Паладины, как я уже понял, выполняли тут роль Инквизиции, и знакомиться с ними у меня не было никакого желания.
— Но, Дарин, а если ко мне будут обращаться например с чем-нибудь?
— Всё равно лучше молчи, — отрезал гном. — Ты и так уже наболтал герцогу, на всю жизнь твоей болтовни теперь хватит.
Я обиженно замолчал.
— И из-за девки прекращай себя изводить, не стоит оно того, — продолжил гном несколько минут спустя, — отпустил её, вот и отлично, больше мыслей в нужное русло уйдёт.
— А я-то думаю, чего это он сам не свой, — радостно присоединился Рон. — Вон, значит, что, из-за бабы слюни развесил! Ну, это мы быстро поправим, так забью голову занятиями, ни каких бабах думать не поспеет.
Гном усмехнулся.
— А чего сам тогда к вдове в деревню бегаешь? Может, тебе тоже работки подкинуть?
Рон поперхнулся.
— Мастер, ну вы чего, я же ему во благо…
— Рон, не забывай, хоть мы его и тренируем, и учим, и относимся к нему, как к взрослому, но он же просто подросток и девушки для него сейчас — самое больное место, — ободряюще улыбнулся мне гном.
Я удивлённо посмотрел на Дарина, внешне суровый гном уже второй раз удивлял меня своим добрым ко мне отношением.
— Спасибо, Дарин, за слова, но Рон прав, нужно заниматься, иначе меня превратят в фарш, — тепло улыбнулся я гному, благодаря его за поддержку.
Гном усмехнулся.
— А чего сам тогда к вдове в деревню бегаешь? Может, тебе тоже работки подкинуть?
Рон поперхнулся.
— Мастер, ну вы чего, я же ему во благо…
— Рон, не забывай, хоть мы его и тренируем, и учим, и относимся к нему, как к взрослому, но он же просто подросток и девушки для него сейчас — самое больное место, — ободряюще улыбнулся мне гном.
Я удивлённо посмотрел на Дарина, внешне суровый гном уже второй раз удивлял меня своим добрым ко мне отношением.
— Спасибо, Дарин, за слова, но Рон прав, нужно заниматься, иначе меня превратят в фарш, — тепло улыбнулся я гному, благодаря его за поддержку.
— Хозяин там опять этот дворянин у решётки, — крикнул Шаст, подходя к площадке для занятий, — требует вас.
Вздохнув, я поплёлся к решётке. Как обычно в окружении слуг стоял граф Шарон, с очередной дощечкой.
— Барон, я в ярости, — начал он орать, не дожидаясь, когда поднимут решётку, — как можно допускать, что по вашей земле ездят неизвестные и раскидывают такую дрянь? У моего слуги пала лошадь!! Когда вы собираетесь возместить мне убытки? Или, по крайней мере, покажите мне того, кто раскидывает эту пакость?
В дополнение к словам граф брызгал на меня слюнями и потрясал рукой с предметом диверсии.
Я посмотрел на него и уже было раскрыл рот, чтобы выдать ему стандартную фразу о поиске виновных, как вдруг у меня в голове сложилась небольшая мозаика из мыслей. Натянув на лицо льстивую улыбку, я подошёл поближе к решётке.
— Граф, как я рад вас видеть, — начал я своё выступление, — какое счастье, что вы вновь приехали ко мне, так приятно поговорить с умным и образованным человеком.
Будь граф помоложе или поумней, он бы обязательно обратил внимание на коренное изменение моего стиля обращения к нему, и сбежал от меня подальше. Но, к счастью для меня и к несчастью для себя, граф был, мягко говоря, туп. Нет, конечно, свои мысли и мнения на все случаи жизни у него были, но были они слегка странноваты. Поэтому граф, как ворона из басни Крылова, стал с видимым удовольствием слушать хвалебные речи лисы, то есть меня.
Он слез с лошади, Шаст поднял решётку, и я повёл его к себе в кабинет, хотя раньше никогда этого не делал. Граф, по-видимому, счёл, что сейчас я буду отдавать ему бабло за все его претензии, и надулся мыльным пузырём.
Приказав принести вина и еды, я пригласил его отобедать со мной. Граф, конечно же, согласился и за обедом не затыкался, повествуя, как пали нравы нынешней молодёжи и что совсем ни у кого нет уважения ни к чему. Молодая поросль, кроме волочения за юбками, вообще не занимается никакими делами, тратя при этом невероятные деньги. Даже сын графа, виконт Ромуальд, как связался с младшим сыном герцога, так совсем пропал из дому и появляется только для того, чтобы взять у отца денег.
Я слушал всю эту чушь и подливал ему вина, кивая и поддакивая. Когда обед был закончен и я, извиняясь за столь скромный обед, пошёл его провожать, то по пути, словно вспомнив, хлопнул себя по лбу.